Вионор Меретуков - Дважды войти в одну реку

Он вспомнил о своей заветной тетради с рукописью пьесы. Той тетради, которую он зашвырнул на антресоли в ту давнюю пору, когда некий прозорливый и мудрый редактор отверг всё, что в ней было написано, сказав Рафу на прощанье: "Советую тетрадочку эту вашу никому не показывать. А лучше, вьюнош, отправьте-ка вы ее в сортир. Вам спокойнее, да и мне тоже. Поверьте старому редакционному волку, сортир — это надёжное, проверенное место, аккурат для вашего со-чинения".

…Встреча с чёртом Рафа удивила не слишком сильно.

Он давно подозревал, что Михаил Афанасьевич Булгаков, создавая свой великий роман, перед страшным ликом смерти писал не вымысел, а святую правду.

— Вы физик-теоретик? Правильно? — пристально глядя на Зубрицкого, спрашивала Рогнеда.

Опять все собрались за столом в гостиной. Вид у собутыльников был помятый. Только девушки выглядели вполне пристойно: Рогнеда и Марта провели в ванной около часа и выплыли оттуда, сияя чистотой и благоухая духами.

— Признавайся, гад! — сурово сказал Герман. — Ты ведь физик?

— Ну, физик, — согласился Зубрицкий.

Старина Гарри вспомнил, что когда-то у него в голове крутилась интересная идея о макрочастицах. Если бы он тогда довел исследования хотя бы до половины, то его слава затмила бы славу Фарадея. Господи, сколько всего упущено!..

— Да, я физик, — повторил он надменно и, устыдившись, тут же понизил пафос: — был…

— Что, значит, был?.. Вы есть! — вскричала Рогнеда. — Кем вы хотели стать? Лауреатом Нобелевской премии? Сейчас мы это быстренько устроим, вызовем какого-нибудь…

— Только не…

— Существует гипотеза, — убеждала Зубрицкого Рогнеда, — в соответствии с этой очень убедительной гипотезой, писатели, поэты, художники, деятели искусства, ученые, умершие в самом расцвете творческих сил и не завершившие многие свои начинания, там, на том свете, получают счастливую возможность доделать то, что смерть помешала им создать при жизни… То есть, стоит нам оживить какого-нибудь великого ученого и обратиться к нему с просьбой помочь нам что-нибудь открыть…

— Давайте вызовем какого-нибудь великого ученого, например, Нильса Бора или… — с воодушевлением начал Тит.

— Бор был стариком… — вспомнил Герман.

— Какое это имеет значение?

— Старики не сговорчивы. Станет он тебе корячиться ради Нобелевской премии какому-то чужому дяде, когда у него своя с 1922 года карман оттягивает…

— Тогда — Ландау.

— Вот это уже лучше! Но он тоже лауреат…

— И Пушкина… — замирая от восторга, произнес Лёвин.

— И тебе не жалко его? Попасть из вполне благопристойного девятнадцатого века в век нынешний, это, знаете ли, удовольствие не из слабых…

— Я бы вызвал Разина, Пугачева, Болотникова, Кампанеллу, Томаса Мора, Сен-Симона, Робеспьера, Дантона, декабристов, Герцена, Чернышевского, Бакунина, Нечаева, Засулич, Маркса, Энгельса, петрашевцев, Кропоткина, Плеханова, Мартова, Троцкого, Ленина, Махно, Котовского, Савинкова, Камо, Фанни Каплан, Дзержинского, Че Гевару, сандинистов, Мао! Всех воскресим и, не откладывая в долгий ящик, старый мир разрушим до основанья, а затем… — воодушевленно вскричал Лё-вин.

— Среди тех, кого ты назвал, половина — отъявленные головорезы. Если их всех разом оживить, — сказал Шнейерсон взволнованно, — то они, волею Господа предусмотрительно разбросанные по разным столетиям, в концентрированном виде, организовавшись и сплотившись, без труда завтра же — глазом моргнуть не успеешь — спроворят тебе такую мировую революцию, что мало не покажется… от земли останутся одни головешки. Ты этого хочешь?

— А почему бы и нет? — подал голос Герман. — Ты же сам предлагал сотрясти основы… Вот мы и сотрясем, а вместе с ними и всё, что подвернется под руку, и опять начнем жить по-человечески, в самой счастливой стране мира под руководством коммунистической партии Советского Союза…

— Дурак! Для тебя жить по-человечески — означает иметь персональную автомашину, пару хорошеньких секретарш и кабинет размером с Новодевичье кладбище. И потом, я предлагал сотрясти, а не взорвать все к чёртовой матери…

Тут и Рогнеда встревожилась. Столь радикальное преобразование общества не входило в планы ее патронов.

— Вы что, с ума сошли? Всех материализовать нельзя! Это вам не филиал Страшного Суда! Это всего лишь спиритический сеанс!

— Если нельзя всех, то хотя бы половину, — попросил Колосовский.

— И половины будет довольно, чтобы разнести землю на куски, я же сказал, — возразил Раф.