Девушка вопросительно смотрит на Рафа.
— Разумеется, за плату, — успокаивает он ее. — Я щедро заплачу. То есть, я хотел сказать, что плата будет в широких, но разумно ограниченных пределах.
— Кто-то час назад разорялся о сребренике применительно ко мне, — вступает в разговор Тит. — Марта, голубушка, не верьте ни единому слову этого кровососа. Да, он с вами расплатится. Но чем? Он расплатится сребрениками, причем поддельными. Это его любимая валюта. Поэтому, во-первых, требуйте плату вперед, а во-вторых, пробуйте каждый сребреник на зуб. Вот так, — Тит кладет в рот черенок вилки, закрывает глаза, строит зверское лицо и… Раздается мелодичный звук, словно лопается гитарная струна, и через мгновение Тит осторожно выплевывает на ладонь кусочек вилки с отчетливыми следами зубов.
— Вот чем ты должен был заниматься! В цирке тебе бы цены не было! Разгрызть вилку!.. — в восторге визжит старина Гарри. — А ты вместо этого изводил людей романами о завалинках и силосных башнях! Вот так живешь рядом с человеком и не знаешь, какими талантами он наделен… Жрать вилки! Да ты прямо какой-то граф Калиостро!
— Как ты это сделал? — строго спрашивает Герман, он отбирает у Тита изувеченную вилку и принимается рассматривать ее со всех сторон.
— Не скажу, — заявляет Тит.
— Ты не можешь иметь тайн от друзей!
— Могу!
— Ты никогда ничем таким не отличался. Открой рот! — приказывает Герман.
Тит позволяет всем по очереди заглянуть ему в рот.
— Рот как рот, зубы как зубы: все вставные… — объявляет старина Гарри. — Признавайся, подлый Тит Молотилович, как тебе это удалось?
— Чего не сделаешь, чтобы потешить друзей… — скромничает Тит.
— Признавайся! Признание — царица доказательств! — уговаривает его Раф. — Не признаешься, не налью!
— Безработица, понимаешь… — туманно отвечает Тит. — Чему не научишься с голодухи. Да и вилки пошли не те… Разве ж это вилки? Вот раньше…
— Этой вилке, — говорит Раф назидательным тоном, — этой вилке, к твоему сведению, не меньше ста лет. Это мельхиор с золотым напылением. Вот, взгляни на товарный знак, 1914 год, заводы Путилова…
— Будет врать-то! — Зубрицкий смеется. — На заводах Путилова не штамповали вилок, там производили рельсы и пушки. Да и метод золотого напыления был изобретен позже.
— Не играет роли! Это была очень хорошая вилка! Настоятельно прошу тебя, Тит, — требует Шнейерсон, — в моем доме больше ни к чему не притрагиваться! Знаю, я тебя, стоит тебе начать… Никаких вилок на тебя не напасешься.
— Я бы советовал всем, — отодвигаясь от Тита, говорит Герман, — держаться от него подальше. Не ровен час, он нас всех перекусает… Или возьмет голову в рот и — хрясть!
Марта трогает Рафа за плечо.
— Так в каком же деликатном деле я должна вам посодействовать? — спрашивает она.
Шнейерсон делает движение рукой, словно хочет ласково погладить Марту по голове.
— Это совсем не сложно. Всего и делов-то — произвести на свет пару маленьких новеньких Шнейерсонов, в дополнение к уже существующему. Не пугайся, любовь моя, сейчас поясню. Мне нужна подмога, в одиночку мне с ними, — Раф глазами показывает на собутыльников, — в одиночку мне с ними не справиться…
— Господь будет против, — качает головой Колосовский, — да и земля не выдержит такого наплыва Шнейерсонов…
— Откажите ему, — поддерживает Германа Тит, — тут с одним-то Шнейерсоном не знаем, что делать, а если этих Шнейерсонов набежит целый табун… Представляете, как они будут путаться под ногами!
Раф привстаёт и говорит извиняющимся тоном:
— Я лишь хотел слегка повысить в нашей несчастной стране людское поголовье. Ведь ни у одного из вас нет детей. По крайней мере, законнорожденных. О, я хорошо знаю, за каждым присутствующим за этим столом мужчиной тянется длинный шлейф из некрасивых историй по установлению отцовства… Только я чист, как слеза ребёнка! Ибо человек, который!.. — Раф вытягивает вверх указательный палец.
Герман зло хохочет:
— Раф, по обыкновению, всё свалил в одну кучу. И, разумеется, всех запутал. Ни у кого это не получается так ловко, как у нашего липового моралиста, работающего под Джозефа Серфэса. Чёртов лицемер!
Девушка в раздумье смотрит на Рафа.
— А Шнейерсончики тоже пойдут под номерами? — спрашивает она.
— Разумеется, королева! — всплескивает руками Раф. — Причем, обрати внимание, я благородно не предлагаю тебе стать моей женой, таким образом, ты и после рождения сверхнормативных Шнейерсонов останешься совершенно свободной и вольной как птица! Какое великодушие с моей стороны, не правда ли? Да я и не могу ни на ком жениться, поскольку с детства одержим рогобоязнью, я всегда был уверен, что женщина по своей природе не может быть верной.
Читать дальше