Журналист:
— Найдет ли когда-нибудь человек ответ на вопрос — что такое истина?
Беллетрист, еще более задумчиво:
— В поисках истины человек может зайти очень далеко, непозволительно далеко… взять хотя бы учёных-материалистов, но всё же, на мой взгляд, человек способен подойти лишь к барьеру. За которым расстилается вечность, к которой после смерти мы, по моему глубочайшему убеждению, не будем иметь ни малейшего отношения и о которой мы можем судить лишь в пределах, определенных Создателем.
Поэтому постичь конечную, абсолютную истину не дано никому.
Человек тысячелетиями стоит перед непреодолимой стеной, разбивая себе в кровь голову в безнадежной попытке проломить в этой стене брешь.
Человек никак не может понять, что все его попытки выйти на иной уровень сознания тщетны.
Когда понимание этого достигнет наивысшей точки и станет всеобщим, наступит конец света.
И человечество, постигнув это и разочаровавшись в своих попытках, в полном составе, вопя о несправедливости, непродуманности и несовершенстве мироздания, дружно провалится в космогоническую выгребную яму. Эх, дожить бы!
Какое это будет великолепное зрелище, когда ветер из будущего космической метлой сметет с лица земли никчемное человечество, исправив ошибку Создателя, совершенную Им из-за неоправданной веры в способность человека построить гармоничный мир!
В то же время, церковь твердит, что познать истину можно.
И сделать это можно достаточно просто.
Нет надобности изводить себя вредной для здоровья безостановочной мозговой работой, говорит церковь.
Достаточно лишь иметь крепкий лоб и веру в Бога.
И почаще наведываться в храм Божий, а также от корки до корки проштудировать оба Завета. Там есть ответы на любые вопросы, кои могут взбрести в голову маловеру, богоотступнику, еретику или болтающемуся без дела атеисту.
Журналист:
— Ваше отношение к творческим поискам?
Писатель, очень, очень задумчиво:
— Веками, тысячелетиями человеческая мысль дремлет.
Смысл искусства в том, чтобы будить мысль.
Если этого не делать, общественная мысль, как в пору потрясений, так и во времена затиший, будет спать непробудным сном.
Это не раз случалось. Достаточно вспомнить отдельные периоды Средневековья, а также страшные события середины двадцатого столетия.
Итак, сила и смысл искусства в том, чтобы будить мысль, которая беспрестанно норовит завалиться спать.
Вопрос в том, каким образом это делается.
И кто эту мысль будит.
Если это делает предприимчивая жизнестойкая посредственность, то рождаются калифы на час — кумиры попсы или феномены бульварной литературы.
Если это сильная одаренная личность, творчество которой спорно и рождает как приятие, так и протест, то общественной мысли будет не до сна.
Дискуссионное, полемичное искусство кубистов, сюрреалистов и прочих бунтовщиков будило, будоражило мысль.
Одного этого достаточно, чтобы оправдать все их заблуждения и скандалы.
В то же время сейчас появилось течение, в частности на театре и в кинорежиссуре, которое, нигилистски сметая всё на своём пути, проповедует некий, так называемый авторский, подход к великому наследию прошлого.
Этот ложный, псевдоноваторский процесс, на самом деле, есть не что иное, как попытка серости, оригинальничающей ради успеха у нетребовательной публики, реализовать свои амбиции посредством дешёвых трюков. В результате мы видим варево в виде изуродованных до неузнаваемости великих произведений далекого и не совсем далекого прошлого.
Оправдывая свой пещерный вандализм, серость высокоумно называет это авторским прочтением "устаревшей" классики.
Считается, что всё это беззаконие можно творить безнаказанно. И кромсается текст оригинала так, что от него остаются только рожки да ножки.
Особенно страдает при этом отечественное искусство.
Перекраивают, подлаживают, "улучшают" всех — от Гоголя до Ильфа и Петрова.
Складывается впечатление, что к родной классике наши квазиноваторы испытывают почтения куда меньше, чем к иностранным авторам.
И что мы имеем в итоге? Шедевры прошлого "опускаются" до уровня клинописи в вокзальных сортирах.
А что еще может родить серость? Только серость.
Надругаться над плотью искусства способен только негодяй. Ведь искусство — это часть всеобщей, всечеловеческой религии, имеющей одного Бога. Надеюсь, понятно, — какого. Истинное искусство священно, искусство гениев неприкосновенно. Гении на то и гении, что их искусство совершенно, это искусство на все времена. Оно всегда современно. Меняя что-то в совершенном произведении, мы не сделаем его совершенней. Меняя что-то в прекрасном, совершенном творении, мы неизбежно превращаем прекрасное в его противоположность — в безобразное.
Читать дальше