Вионор Меретуков - Меловой крест

В случае с Юрком пьяный патологоанатом перестарался: он увлекся краской, передав ей слишком вишневого цвета, и мертвый Юрок имел парадный, можно даже сказать, вернисажный, почти праздничный, вид. Вполне годящийся для Новодевичьего. А если бы гроб был пофасонистей, то — и для захоронения у Кремлевской стены.

Мертвый Юрок походил на квартальную потаскуху, спьяну перепутавшую день с ночью и накрасившуюся днем так, как она обычно красится перед вечерней охотой на клиента.

Косой солнечный луч, изредка стрелявший по земле из огненно-синих разрывов между тучами, неуместно веселил складки на лице покойника и придавал ему выражение комической сосредоточенности.

Создавалось впечатление, что мертвец вспомнил начало чрезвычайно забавного анекдота, но никак не может припомнить финала, и теперь, мучаясь, напрягает все силы, чтобы вытащить из закоулков памяти концовку, без которой история полностью теряет свою юмористическую целесообразность и остроту.

Все, казалось, говорило о том, что Юрок еще не совсем отошел от жизни живых людей, но в то же время еще не успел втянуться в мир потусторонний.

Чтобы устранить это несоответствие, необходимо было что-то предпринять. Например, оживить Юрка. Или предать его тело земле.

Поскольку первое было не выполнимо, все остановились на втором.

Внезапное появление на кладбище очень длинной легковой машины, медленно плывущей по грязной дороге, на время отвлекло нас от мыслей о предстоящей развязке затянувшейся процедуры прощания.

Мы, как завороженные, наблюдали за приближающейся машиной. А она, поравнявшись с нами, остановилась, и из нее вылезли четыре фигуры в черном.

Сначала лихо выскочил водитель в фуражке, затем распахнулась задняя дверца машины, и из нее, почтительно поддерживаемый водителем, величественно выплыл известный читателю горбун.

Я видел, как у Шварца остекленели глаза, отвалилась нижняя челюсть и потекла, пачкая красный шерстяной шарф, слюна из раскрытого рта.

Затем из машины вышли Марго и ее сухопутный братец в морской фуражке.

Ни с кем не здороваясь, никого ни о чем не спрашивая, горбун подошел к гробу, постоял несколько мгновений, пристально вглядываясь в мертвое лицо, затем сделал шаг назад. "Неужели плюнет?" — подумал я, но горбун глубоким голосом проникновенно провозгласил:

— Смерть — апофеоз жизни! — затем помолчал, как бы давая возможность жалкой толпе вникнуть в глубокий смысл произнесенной им глупости, и тем же возвышенным голосом добавил: — А жизнь — апофеоз смерти!

Затем, вероятно думая, что это вдова, сунул в руку стоявшей рядом женщине с изможденным лицом толстый конверт, кивком подал знак сопровождающим садиться в машину, и все четверо укатили так же внезапно, как приехали.

— Однако, — озадаченно промолвил детский писатель, потом обвел присутствующих сумасшедшим взглядом и сделал рукой отмашку.

Поплевав на ладони, два мужика закрыли гроб крышкой. Звонко и бодро застучали молотки. Затем, почтительно матерясь, могильщики опустили гроб в могилу.

Пачкая руки, мы бросили в могилу комья глинистой земли и услышали дешевый фанерный звук. Мне стало стыдно…

Не дожидаясь конца церемонии, мы пошли по направлению к выходу. Как бы подгоняя нас, в спину дул колючий ветер, заставляя вспомнить о целебных свойствах спирта.

— Блядская жизнь, блядская смерть… — вздохнул Шварц.

— Не обобщай, — попросил я.

— Ты не подумай, я не Юрка имел в виду… А всех нас.

— Тем более не обобщай…

— Интересно, кто эта баба с зобом? — простуженным голосом спросил Алекс.

Я задумался.

— Черт ее знает… Может, из-за нее Юрка когда-то поперли из АПН?

— Вы знаете, — грустно сказал Шварц, — я решил опять склещениться с Майкой.

— Склещениться?

— Ну, сойтись…

— А как же твоя милиционерша?

— А ну ее к черту… Мне Майка носки стирала… А какие она борщи варит!

— Из-за этого?..

— Не только… Видишь ли, для меня главное, чтобы женщина меня понимала. А эта курва, Сара, всю дорогу смеется! Даже в постели… А меня это, как вы понимаете, раздражает. В конце концов, Сару можно оставить в качестве друга семьи. Так все делают… Это сейчас модно… Познакомлю ее с Майкой… И потом, здорово, что она работает в милиции, это всегда может пригодиться.

— А вдруг Майка откажется возвращаться?

— Еще чего! Я уже с ней договорился…

— Договорился?..

— Да, я сказал, что она мне нужна.

— И она?..

— Будет лечить меня от депрессии… Слушайте, — вдруг вырвалось у Шварца, — какое же это паскудство, заявиться на похороны!.. Я говорю об этом треклятом горбуне…