Александра Чернышева - Отец

Въехали на горку. Самая высокая точка на дороге. После неё будем только спускаться вниз. Трактор остановился и мы, как горох, посыпались с саней, размяться. Отец с наслаждением вдыхал свежий, чуть влажный воздух. Глаза у него молодо блестели. От открывшегося перед нами простора дух захватывало. Далеко внизу, между холмов, как в раковине, виднелась деревня. Из труб поднимались дымки. Всё дышало покоем.

Отец весело заговорил с матерью:

— Ну, мать, видишь, какой здесь простор?! Душа радуется! Вот построим себе дом, ещё как жить-то будем, хорошо!

Но мама почему-то не разделяла его восторга.

— Пока еще построим. А до этого, где жить будем?

— Ничего, найдется нам какой-никакой угол. Не пропадем!

И столько было уверенности в его голосе, что не поверить ему было невозможно.

Исполнил отец свою мечту. Построил дом. После работы до полуночи трудился на стройке. До кровавых мозолей, до голодных обмороков. Мать не отставала в работе от отца. Вывели глинобитные стены, сделали перекрытие. Бабушка приходила к нам на несколько дней, выложить печь и голландку.

Поставил отец плетневый сарай, обмазали его глиной: можно было перегнать живность в новое жилище.

Перешли мы в новый дом глубокой осенью. Полы земляные, мебели никакой, кроме родительской кровати, глинобитные стены еще не высохли и в холодное время углы запотевали, по ним сочилась вода, а зимой промерзали. Топлива не было. Топили соломой. Она пыхнет и всё. Пока топишь — тепло, как перестанешь подбрасывать в ненасытную топку, так сразу же всё остывает.

Мы, дети, спали на полу, засыпанном ворохом соломы, укрывшись всем, что только можно найти в доме.

Кое-как перезимовали. На другой год полегче стало. Кизяку на топку заготовили, на растопку заготовили сушняка, который собирали по берегам речки.

За лето стены просохли. Крышу вывели, покрыли соломой, настелили деревянные полы. Совсем хорошо стало.

Наш дом стоял особняком, на пустыре, у самой дороги. И с первой же зимы, как мы в нем стали жить, сделался своеобразной "гостиницей" для проезжих. В те пятидесятые годы, зимой обычно, передвигались из деревни в деревню на тракторах с прицепленными широкими санями. Зачастую за день и не доезжали до места. В лютые морозы или метель, к нам нередко стучали в окно, просили пустить обогреться, а то и переночевать. У отца ни для кого отказа не было. Каждого он привечал с неизменной открытостью и радушным гостеприимством.

Наша семья сама жила голодно, (шутка сказать — пятеро детей), а все же делилась с проезжими последней черствой лепешкой, последней миской пустых щей.

Мама, бывало, заворчит, мол, самим есть нечего, но так, чтобы отец не слышал. Ворчать ворчала, а сама меж тем доставала из печи чугунок с варевом, налаживала самовар, бросала на пол охапки соломы для постели. Обогретые люди тоже в долгу не оставались. После их отъезда мать в сенях находила то замерзшую буханку хлеба, то с пригоршню муки или крупы, а иногда даже такую редкость по тем временам — несколько кусочков комкового сахара. Его потом отец колол ножом на тоненькие пластинки и раздавал нам — детям. А мы, положив эти кусочки в рот, наслаждались необычным для нас вкусом.

Добрая молва о "доме на дороге" быстро обежала все окрестные села. Уже наступили другие времена. Тихоходный транспорт уступил место машинам, заснеженные дороги регулярно чистились бульдозерами, а у нашего дома всё равно нередко останавливались, не для того, чтобы погреться или переночевать, а просто передать от кого-то привет, записку или немудреный гостинец.

По себе знаю, где бы я не была, в пределах своего района, стоило назвать свою фамилию и мне был обеспечен самый радушный прием.

Благодарных знакомых у отца повсюду было великое множество. Мне с отцом доводилось много ездить и тогда, когда я была маленькой, и потом, когда стала взрослой. Мы с ним побывали в соседних селах, в казахских аулах, на базарах и на мельницах, и везде его, а вместе с ним и меня, принимали как дорогого гостя.

Отец был отличным хозяином. В хлеву, во дворе всегда было вычищено и выметено. Любая вещь имела своё место. В деревне ни в одном дворе нельзя было найти лучше его вил, лопат, топоров, кос и пил. А какие он плел корзины! Зимой мы выпрашивали у него одну корзину, чтобы сделать ледянку. Да чтоб самая большая была. Он сам брался изготовить для нас ледянку. Обмазывал дно коровьим пометом, а потом несколько дней заливал его водой, наращивая лед слой за слоем. Ледянка получилась гладкая, выпуклая. Мы в нее набивались по 3–4 человека и катались с горы. Такую скорость набирала, аж дух захватывало.