Бенджамин Вайсман - Господин мертвец

— Эй, друг, ты обрезан?

А он мне:

— Ё-мое, конечно нет. А ты?

— Еще чего! — отвечаю я на это. — Это не наш выбор, мой необрезанный брат. Христос предпочитает такую паству, у которой крайняя плоть находится на своем месте.

Мы ржем на два голоса, а потом я и говорю:

— Не хочешь ли мне попозировать нынче вечером? Давай, зануда! Увидимся.

— Когда?

Я говорю:

— В полночь. И надень что-нибудь кожаное.

Перескакиваем во времени к без четверти двенадцать. Я вскидываю на плечи рюкзак, где лежат принадлежности для рисования и маленький бутылек шерри. Мы забираемся на Гуэвос Гранде, здоровенная полная луна освещает дорогу. Когда добираемся до седловины, я снимаю рюкзак и говорю:

— Эй, Ларе, вынь свой член — такой порядок.

Он расстегивается и расслабляет задницу. Я велю ему нагнуться над заснеженным валуном, раздвигаю его упругие ягодицы, но как-то дело не идет. Черт! Мы пакуем манатки и продолжаем нашу пешую прогулку. Когда Ларе оказывается в двух шагах впереди меня, я говорю:

— Пукни-ка мне в лицо, бычок.

Он тужится и выдает самый глубокий, гудящий и невероятный звук, который я когда-либо слышал при очищении желудка. Чудесная смесь запахов переваренного мяса, бензина и старых носков. Одним словом, ням-ням. Когда мы добираемся до нашей любимой вершины, я говорю:

— Ну-ка, нагнись и покажи мне свою ароматную дырочку.

Он повинуется, и я делаю из него отбивную, а потом вынимаю свою кисть и акварели и рисую. Несколькими небрежными мазками я изображаю свой кулак в его ледниковой пещере, а затем — снежного человека с таким большим членом, что тот достает ему до самого носа. После этого мы с Ларсом встаем на лыжи и катимся вниз с Гуэвоса. Мы собираемся в Вальдез [38] Вальдез (штат Аляска) — горнолыжный курорт. , чтобы повторить рекорд. Мы вернемся домой победителями и заставим Америку гордиться своими сынами.

Мать говорит сыну, что преступники обожают скрываться возле общественных туалетов — особенно по вечерам. И если он, ее драгоценный сынуля, не будет осторожен, он может погибнуть — или еще того хуже.

— Что же может быть хуже, мама?

— Хуже — это если твое тело вообще не найдут. Точно не знаю, но, кажется, ты не сможешь попасть в рай, если тело не похоронят как должно. А это позор. Если исчезает ребенок, самые большие проблемы возникают у его оставшихся в живых родственников. Родные — в твоем случае, это твой отец и я (а также — братья и сестры, если бы они у тебя были; слава Богу, их нет) — все испытали бы великую душевную боль. Родители пребывают в неведении. Так это называется по-научному. Я же думаю, что это называется «маленький личный ад», или «лучше горькая правда», или «беда не приходит одна»… Я уже не говорю о том, что мы с твоим отцом окажемся основными подозреваемыми и небезосновательно. Нет ненависти более жгучей, нежели та, что связывает детей и родителей. Отношения между поколениями — это всегда своего рода соревнование. Кто ударит первым? Кто кого придушит?..

Люди, условно называемые «приятелями» (которые попадаются на глаза повсюду, куда бы ты ни пошел), и полиция (поскольку это их работа), и друзья (все мы знаем, как растяжим и неточен этот термин) с отвратительным чувством юмора (потому что они любят мучить тех, кто к ним особенно близок) будут звонить нам денно и нощно, прикидываясь заботливыми. «Мы просто хотели узнать, все ли в порядке», — вот что они скажут. Но на самом деле это просто разновидность изощренной психологической пытки…

— Мама… — говорит мальчик.

— Заткнись и дай мне закончить!

Мать продолжает:

— Эти люди заявляются в твой дом и приносят с собой холодное мясо и пирожки. Они полагают, что негоже приходить без гостинца. Но ты слишком взволнован, чтобы есть. Двумя секундами позже эти «друзья» вгрызаются в ветчину и бифштекс, вымазываются майонезом по самые уши. Они утверждают, что просто-таки умирают от голода. И правда: где еще поврать, как не в гостях? Слышится только хруст мясных хрящей, которые перемалывают их челюсти. Они Рыгают и просят прощения, втайне ненавидя тебя за то, что ты стал центром внимания. Они полагают, что ты пользуешься ситуацией…

Мальчик зевает.

— Прикрывай рот, когда зеваешь, — говорит мать. — Не пользуйся общественным туалетом, если с тобой нет пяти-шести друзей. Как минимум двое должны стоять на страже и бдеть, высматривая подозрительных личностей. А самое лучшее — это вооруженный охранник перед дверями сортира. Только уверься, что охранник подлинный. Проверь его табличку. Веди себя так, словно ты — сынок богатых родителей. Масса фальшивых охранников охотятся на детей вроде тебя. Если речь зайдет обо мне, называй меня «матушка» и произноси это с легким британским акцентом. Постарайся. Помни, в какую игру мы должны играть. Я — сухая педантичная англичанка. Поддержи этот образ, если сумеешь. Большинство сексуальных маньяков пугаются этих вещей. Ты — наш единственный сын. Мы не можем тебя потерять. Зря, что ли, мы вложили в тебя столько денег и привили тебе такую любовь к родителям? В других семьях — по двое, по трое детей. Утрата одного из них не такое уж великое дело. Вполне можно пережить. Родители отдают свою любовь остальным. Братья и сестры несут груз вины — как солдаты, наблюдавшие гибель товарища. «Почему он, а не я?» Эта простая мысль отравляет им существование до конца дней… Если мы потеряем тебя, тЬ сойдем с ума. Не буду говорить за твоего отца, но я — точно. А теперь отправляйся в школу.