Бенджамин Вайсман - Господин мертвец

ВОТ ОНИ — две сексапильные ученицы пятого класса, Лиза и Конни. Как обычно, с тонной макияжа на лице у каждой и в обтягивающих джинсах. Бринь-бринь-бринь. Я играю на гитаре. Она висит у меня на шее. Бяумс… уа-уа-уа. Я собираюсь их обоих трахнуть. Хотят они этого или нет. И стукнуть членом о судейскую кафедру. Но, Ваша Честь, я только хотел ее подразнить. Бяумс. Спеть им серенаду о напряжении в моей сети. Изгой в зале Мирового Сексуального Суда. Показать им пару фокусов, развернуть вокруг своей оси и направить поперек улицы. Увидимся дома. Лишь бы не ждать слишком долго. Промедление смерти подобно. Лиза и Конни на меня постоянно глазеют. Ох уж мне эти сексуальные глазки — мишени для игрищ. Нарисуем диаграмму вовлеченных в эту историю округлостей: пара болтается у меня в мошонке и две пары наливаются кровью в их глазницах. Всего шесть. Два моих против их четырех. Итак, по крайней мере, нам известно, с чем мы имеем дело. Все эти кругляшки работают в парах. Их бегающие распутные глазенки (эксперты в деле секса — что ж, посмотрим) и мои бряцающие незрячие бубенчики (лучшие специалисты в своем деле — доказано). Если подвести окончательный итог, выходит, три комплекта. Хотя как же это я мог забыть. Ведь и у меня имеются глаза. Так что теперь все уравновесилось. Однако Лиза и Конни смешали оба моих набора в однородную массу, наполняющую отныне одну-единственную клетку. Но будьте уверены, с их наборами я сделаю то же самое: превращу все их выпуклости и входные отверстия в компактное целое. В финале счет будет один к одному. Можете отнести данные этой задачи в математический класс и рассчитать вероятность.

Компания приятелей, с которыми мы вместе околачиваемся там и сям, именует меня Шефом. Они зовут меня Брямс (у меня периодически без всяких причин возникает тремор левой руки, правда, на игре не отражается), а также Генерал, Монарх и Пчела-убийца (у меня выходят зловещие соло). Я могу харкнуть на девять метров. Еще я постоянно охаю, щурюсь, чешу затылок и хромаю (после того как разбился на мотоцикле). Они считают, что я не в себе, и это принципиальный момент. Это означает, что я абсолютно самодостаточен в самом невероятном смысле этого слова, словно здоровенная конфета. Я смущаю людей своим взглядом. И они начинают меня уважать, потому что я вселяю в них страх. Я способен на все. Это очень важно. Я выпрыгивал из окон, гнал задом на автомобиле одного пижона на скорости восемьдесят километров в час при отсутствии покрышек, а затем и вовсе сбросил эту машину с обрыва, выиграл как-то сто долларов на спор, съев десять гамбургеров за пять минут (три из которых я честно спрятал за пазухой, пока никто не видел), головой нокаутировал менеджера паба за то, что он не хотел продавать мне пиво, превратил в сплошное месиво лицо одного парня на пляже парой камней за то, что он обозвал моих друзей дегенератами, еще устроил несколько внушительных пожаров, спас грудничка из пожара, устроенного кем-то другим (и отказался потом от интервью с репортерами), прыгал с крыши дома своего приятеля, бросал кирпичи в школьного охранника, нассал на стол медсестры, выдрал серьгу из уха преподавателя музыки за то, что он обозвал мою игру халтурой, заклеймил одного пацана, словно фермер корову (поставив ему букву К в кружочке, для чего купил специальное клеймо на ярмарке Роуз Боул за пятьдесят центов).

Итак, я на своем мотоцикле (ультрамодные шины, низкий руль, мегакруто) еду за двумя телочками, направляющимися домой. Волосы уложены не лучшим образом, но пережить это можно. Когда у меня будет машина, я покончу с жизнью в том виде, в котором она нам всем известна. А затем воскресну в новом образе, каким бы он ни был. Стану гладиатором. Или кучей грязи. Или плакучей ивой. Лиза и Конни оборачиваются. Тоже мне фрейлины. Хихикают. Я — актер, у которого нет реплик. Публика хохочет, потому что им больше ничего не остается. Я — робот-убийца, и в моем распоряжении — две хихикающие телочки. Я мысленно набрасываюсь на их плоть: обсасываю их мордочки и тереблю их писечки — по одной каждой рукой. Пусть визжат. А затем их смоет приливной волной, которая раскрасит все в молочный цвет. Чух-чух. Я прекрасно знаю, что именно мне хотелось бы с ними сделать и что я достаточно большой мальчик, чтобы это смочь, потому что (и в школе это знают все) я делал это сотни раз. Трахал телок. Мелких шлюшек, подобных этим, и постарше. Постарше моей мамаши. Я трахался с ними потому, что они знают, что делают. Стоит им только увидеть член, как они запрыгивают на него в поисках удовольствия. И погружаются в это удовольствие, словно ныряльщики, оставаясь на глубине и не всплывая на поверхность за глотком воздуха. Они играют с моим членом во всякие игры («разбей губы» или «а ручки-то вот они»), издавая сумасшедшие хлюпающие звуки. Киски в возрасте обожают дикие скачки. «Ударь меня, — просят они, — сделай мне больно, Бобби». Они стонут и хватают меня за задницу. И начинают биться в долгих спастических конвульсиях. Отчаянно добираются до сочного О. Другой раз тетка вдруг скажет: «Порви меня, давай, разорви меня в клочья». Мы падаем на четвереньки, я таскаю ее за волосы, а она кричит: «Да, да, да!» У нее был южный акцент, у этой дамы. Это было ультраклево. Для них секс — это даже лучше чем деньги. Мне даже не приходится их у них вымогать. Они сами вручают мне десятки и двадцатки. Им просто хочется умереть. Вот, что я думаю. По крайней мере, они так себя ведут. Чудн?. Зачем убивать кого-то, кто хочет умереть? Когда ты спустил все деньги на ветер, нужно всего-навсего унизить их снова. Убивать надо тех, кто в состоянии оказать сопротивление, только тогда это утоляет жажду. С маленькими шлюшками все по-другому. Они визжат. Они очарованны. Они очень стараются вести себя как взрослые. На деле же они сначала перемажут тебе весь член губной помадой, а потом все бросят и начнут румяниться. Обычно они восклицают что-то вроде: «Ах, он растет! Он загибается налево!» И смеются. Ты говоришь им, чтобы они глубже взяли его в рот, а они обижаются, словно их оскорбили. Словно ты выходишь за рамки процедуры. Когда твой член обсосан полностью, это все равно, что спать под одеялом, которое не закрывает ноги.