Бенджамин Вайсман - Господин мертвец

(Беззвучно.) Не бросай меня.

КАКОГО Я ПОЛА, не имеет значения. Думаю, такое могло случиться с кем угодно во Вселенной, с любым, у кого есть волосы на теле. Это не значит, что я говорю, отталкиваясь от собственного опыта (именно от него я и отталкиваюсь), или это рассказал мне кто-то из друзей (мне тут же возразят: «У тебя нет друзей»). Не то чтобы (и об этом уже было сказано много раз) на моем теле чрезмерное количество волос. И я не оправдываюсь тем, что кто-то из так называемых клиентов сообщил мне это. Я работаю по найму и зарабатываю очень мало. Я не работаю с людьми, я работаю на них. Так что слова «клиент» или «коллега» в моем случае неприменимы. Это просто к сведению. Кроме прочего, это правдивая история — вот почему я хожу вокруг да около, — и, как отмечено в начале, она могла бы произойти с каждым. Так что позвольте высказаться. В порнофильмах, которые мне довелось видеть, актеры весьма корректны в том, что касается извлечения лобковых волос изо рта. Однако в реальной жизни мой партнер — мишень, на которую изливается океан животных фантазий, доводящих меня до скрежета зубов, — почему-то взял привычку сплевывать мои лобковые волосы во время оральных безобразий. Мне стоило бы гордиться тем, что я вообще имею возможность спариться с другим человеческим существом (правда), — ведь в мире так одиноко — и тем благословенным фактом, что оно столь искусно лижет и покусывает X (еще какая правда), тем более что оно готово встретиться с X лицом к лицу совершенно добровольно. Я так сочувствую всем Неудовлетворенным и Отверженным (не могу сдержать злорадства), я вижу слезы в их глазах, вижу, как их трясущиеся руки тянутся к волшебным палочкам или волшебным дырочкам, а затем быстренько отдергиваются. Какой в этом смысл? Лишение оральной любви вынуждает идти на крайние меры — свернуть себе шею или сломать поясницу, — по сравнению с чем выплевывание моих лобковых волос не так уж страшно. Если бы не вызывало крайнего замешательства и не приводило к спаду нарастающего возбуждения до исходной нулевой отметки. Но если уж говорить совсем честно, оно намертво отшибает всякое желание. С другой стороны, если бы волосы с моего лобка служили кому-то зубной нитью или закуской перед обедом, меня бы это расстроило не меньше. Аргументом в пользу сплевывания может служить экономия ненужных телодвижений. Зачем же останавливать руку, трудолюбиво блуждающую по груди или вонзающуюся в глубины зада, дабы выжать из меня все соки (которых там никогда не было), для того чтобы позаботиться о такой незначительной и банальной вещи, как застрявший в зубах лобковый волос. Действительно, зачем, когда его можно просто сплюнуть в любую сторону (слава богу, не в лицо). И он приземляется где-нибудь в другой части постели, предварительно оросив слюной мою ногу. Но самое отвратительное — это звук. Люди плюют в урны. Бейсболисты сплевывают табак, чтобы расслабиться, чтобы напомнить себе, что они — мужчины, чтобы сказать: «Я на воле, это моя работа, я — зверь, мне некого бояться». Мне же в плевках преуспеть не удалось. Когда я собираюсь плюнуть, слюна растекается по губам и в результате оказывается на одежде. Но истинная проблема вовсе не в плевках, а в том, что они вызывают у меня тревогу относительно собственной промежности: прежде всего относительно наличия у меня половых органов — волшебной палочки или волшебной дырочки, — а также поддержания их в должном виде (радующими глаз и все остальное). Кому понравится обильная кустистость непролазной карликовой чащи меха, забравшаяся в рот? Жаждущих нет, это понятно. Может, сто́ит все сбрить и держать это место гладким (вдобавок я буду выглядеть моложе) до тех пор, пока секс все еще присутствует в моей жизни? Вопрос закономерный. Буду иметь это в виду. Плевок в своей основе рефлекторен, а слюна — всего лишь одна из любовных жидкостей. Но это делается каждый раз, без исключений, в течение пятнадцати секунд. Некоторое колебание вначале, затем голова поворачивается и наконец… тьфу-у-у! Позже, когда увлажняется все остальное и происходящее захватывает партнера, контроль теряется и никто уже не в состоянии сказать, не забралась ли в рот еще парочка волос с лобка. И это замечательно, это говорит о том, что все не так уж страшно. И вообще мне повезло, что я могу вдохнуть поглубже и высказаться на эту тему. Полагаю, это Дарвин заявил: «Была бы голова, остальное приложиться». Я сотру половые органы в порошок, лишь бы добиться человеческого понимания. Вы уж меня простите. Я ничего не могу с собой поделать: этот звук вызывает у меня ощущение конца света. Такова моя природа. Я не горжусь волосами на лобке и, честно говоря, вообще не понимаю, чем тут гордиться. Даже если волосы на лобке светлые или рыжие, они выглядят как парша, даже паршивее, нагло вылезая из кожи. Однако есть нечто подкупающее в волосистости лобка, когда об этом думаешь или смотришь на него при правильном освещении. Если бы мне довелось получить лобковый волос по почте, например прикрепленным к любовному письму, даже от вышеупомянутого индивида, который, как уже говорилось, со всей откровенностью их сплевывает, меня бы охватило возбуждение и, может быть, даже некоторый испуг. И это от одного-единственного волоса (в мире, где растут и кучерявятся триллионы его собратьев), вырванного из естественной среды и одиноко лежащего на листе бумаги (а не выплюнутого чьим-то ртом как непрожеванный хрящ). В журналах, где есть изображения обнаженных мужчин и женщин, их безупречные промежности демонстрируют нам свои лобковые волосы так невинно, как если бы это была петрушка, а у мужчин этот заскорузлый кустарник и вовсе будто исчезает с появлением гордо торчащего члена. И в заключение, когда всем все понятно о моем затруднительном положении, я скажу вот что: если мне суждено построить из лобковых волос дом, прошу прощения за неудобства.