Эдгар Доктороу - Дом на равнине

Мы разместили их в дальней спальне на втором этаже. Они совсем не походили на мерзких детей наших чикагских соседей. Малыши были очень тихими и спокойными, если не считать редких всхлипываний по ночам. Да и вообще всегда беспрекословно нас слушались. Мама по-настоящему полюбила и Джозефа, и Кальвина, и в особенности Софи. Хотя никаких предписаний на предмет веры, в которой должны воспитываться приемные ребятишки, не существовало, а у нас самих на этот счет не было определенного мнения, каждое воскресенье мама непременно отправлялась в методистскую церковь в Ла-Виле и брала с собой всех троих, нарядив в купленные по случаю обновки. Ей явно доставляло удовольствие выставлять их напоказ — ведь тут было чем гордиться. Поскольку, как я уже знал, даже, казалось бы, самые отдаленные и недоступные уголки сельской местности имеют глаза и уши.

И, руководствуясь своим грандиозным планом, моя тетя Дора настаивала, чтобы Джозеф, Кальвин и Софи считали ее своей матерью. Скажите «мама», требовала она. И они говорили.

Что ж, вот такое у нас было хозяйство — скроенное под нас и готовое к употреблению, точно полуфабрикат из магазина. В нашем доме теперь появилась кухарка и экономка Фанни, которая, по маминому замыслу, не говорила по-английски, но отлично понимала, что нужно делать. Она была, как и мама, плотного сложения и обладала недюжинной работоспособностью. Помимо Бента, изображавшего бурную деятельность под прикрытием заборов и стен сараев, в поле у нас работал настоящий фермер, который арендовал акр нашей земли и выращивал на нем кукурузу. А дважды в неделю к нам приезжала вышедшая на пенсию местная учительница и обучала детей чтению и арифметике.

Однажды вечером мама сказала: У нас тут целое предприятие, ей-богу! Конечно, такую преуспевающую семью в этих краях надо еще поискать. Но не исключено, что скоро мы будем едва сводить концы с концами: если не подыщем к зиме подходящий источник дохода, кроме детских пособий у нас ничего не останется.

Она зажгла керосиновую лампу на столе в гостиной, сочинила объявление и, начисто переписав, зачитала его мне: "Вдова ищет надежного партнера. Процветающее фермерское хозяйство. Необходимы посильные вложения". Что скажешь, Эрли?

Нормально.

Она перечитала текст. Нет, сказала она. Не совсем то. Наша задача — заставить их поднять задницу и выйти из дома, чтобы выписать кредит, а потом сесть на поезд до Ла-Виля. И передать все это нужно в нескольких словах. А если так: "Срочно требуется!" По-моему, неплохо — свидетельствует о крайней необходимости. И разве найдется на земле такой мужчина, который бы не думал о себе, что он — тот единственный, который крайне необходим? "Срочно требуется! Недавно овдовевшая женщина с чудесной фермой в райском уголке ищет мужчину нордического происхождения с приличным достатком для совместного ведения фермерского хозяйства".

Что такое нордический? — спросил я.

Ну, это всего лишь маленькая хитрость, Эрли. В тех штатах, где будет напечатано объявление, полно шведов и норвежцев, только что сошедших с корабля. Должна же я обозначить свои предпочтения.

Понятно. А что такое: "с приличным достатком"? Какой норвежец, только что сошедший с корабля, поймет, о чем речь?

Повисла пауза. Да, Эрли, временами ты меня просто поражаешь. Она послюнявила карандаш. Ну что ж, напишем просто "при деньгах".

Мы выбрали по одной газете в каждом городе Миннесоты, а затем и Южной Дакоты и поместили в них наше объявление. Начали приходить письма с предложениями, и мама завела тетрадку, куда аккуратно записывала имена кандидатов и даты их приезда, чтобы каждому уделить достаточно времени. Мы всегда советовали приезжать первым утренним поездом, когда город еще не проснулся. К моим регулярным домашним обязанностям теперь прибавился прием гостей. Всех встречали в гостиной: мама подавала кофе на столике на колесиках, а Джозеф, Кальвин и Софи — ее дети — и я — ее племянник — сидели на диване и внимали изложению наших биографий, которые она непременно завершала счастливым концом, то есть сегодняшним днем. Мама так красноречиво говорила, что и я, как эти бедные иностранцы, сам бы с легкостью попался на удочку ее скромности и благопристойности, — видимо, где-то глубоко внутри она и вправду верила в свое великодушие. На ее счастье, ни один из кандидатов не обладал даром ясновидения. А кроме того, она была очень недурна собой. По случаю первого знакомства она одевалась очень просто — в прямую плиссированную юбку из серого хлопка и белую накрахмаленную блузку, из украшений на ней был только золотой крестик на цепочке, лежавший на ее пышной груди, а волосы были зачесаны наверх и собраны на затылке с пленительной небрежностью.