Тэру Миямото - Собаки в разгар лета - Рассказы и повесть

— Это берег укрепляют, — сказал старик Хання.

Наверное, летом и здесь берег укрепят бетоном… Работа кипит, а людей не хватает, говорят, что сюда, в Осакский порт, приезжают на заработки аж с южных островов — Сикоку и Кюсю.

Старик Хання заметно нервничал и все поглядывал в сторону Фунацу-баси.

— Ну, теперь тайфун не страшен. Вот если бы в прошлом году все сделали… — В его голосе улавливалась ехидца. Чтобы не встречаться с ним взглядом, я смотрел на нитку, тянувшуюся из-под решета.

В прошлом году из-за тайфуна разорился мой отец. Он купил партию брезента, из которого делают пожарные шланги, и собирался продать ее пожарным. Ткань эту привезли из Осакского порта к нам домой на «Тибисима-мару» — суденышке старика Хання. Отец сложил ее в подвале нашего дома, но однажды ночью разлившаяся река затопила подвал, и вся партия была испорчена. Когда тайфун пришел на полуостров Кии, старик Хання посоветовал отцу побыстрее переложить товар в другое место, но отец не стал этого делать.

Я знал, что отец не послушал старика не потому, что он по легкомыслию не боялся тайфуна. Просто тогда, пользуясь моментом, старик заломил за перегрузку тяжелых тюков с брезентом непомерно высокую цену.

— Ты тут покарауль-ка, — приказал мне старик и решительно зашагал к полицейскому посту. Я подождал, пока старик пересек Фунацу-баси, и подошел к перевернутому решету. Мне хотелось поглядеть на трупик младенца. Но от страха я не мог даже руку протянуть и только топтался на месте, глядя на решето. Тут я решил бросить это дело и бежать домой, но только поднялся с берега на дорогу, как увидел едущего на велосипеде полицейского. За ним бежал Ко-тян. Полицейский не разрешил нам спускаться на берег и, завидев старика Хання, который только-только вернулся и тяжело отдувался от быстрой ходьбы, спросил:

— Ну что тут у нас? Опять «божки новорожденные»? Старик мотнул головой в сторону берега.

— Да прямо с пуповиной…

— Вообще-то странно всё это. Тут с километр вверх по течению человек двести день и ночь работают. Если его сюда принесло, то по пути кто-то все равно должен был бы видеть. Там же ночью всю рабочую площадку прожектором освещают, светло как днем.

Что говорил полицейский после этого, мы не расслышали. Он поднял решето, осмотрел трупик, потом отправился на свой пост и тут же вернулся снова. Вскоре приехала полицейская машина. Трупик младенца завернули в белую тряпку и куда-то увезли. Я слышал, как полицейский о чем-то настойчиво расспрашивал старика, и лицо Хання становилось все мрачнее и мрачнее…

Мальчишки с берега, которым не удалось толком разглядеть трупик, возбужденно споря, стали расходиться по домам.

— А я видел! Это мальчик. У него «крантик» был…

— Дурак ты! Это девочка. Ничего у него не было…

— Да это же я первый увидел! Думал, что это большая лягушка, а там человечек!

Я тоже побежал домой, к Хадатэкура-баси. Только Ко-тян, прислонившись к столбу, стоял с потерянным видом. Ему еще предстояло отвечать на вопросы полицейского, потому что это он первым обнаружил трупик.

Завидев меня, мать недовольно заворчала:

— Сегодня же в школе только последняя линейка и уроков нет, а ты все равно где-то шляешься, — и протянула руку за дневником.

— Да там на реке ляльку мертвую принесло. Даже нитка к пупку была привязана, — оправдывался я, словно своими глазами видел трупик младенца. Потом я рассказал матери, как полицейский допрашивал старика Хання, — видно, тот что-то плохое натворил.

Мать высунулась из окна, выходившего на берег реки, и озадаченно качая головой, наблюдала за полицейским и стариком. Потом проверила, высохло ли белье, и сняв сухое, занесла в дом.

— Ты только про этот трупик жене Кодзава-сан не говори, понял? — сказала она.

Кодзава-сан с женой жил за стенкой — тонкой оштукатуренной перегородкой, и мать, понизив голос, продолжала:

— В прошлом году, как трупик принесло, она сама не своя была, плохо ей было, долго потом в себя приходила. Потом мать перелистала мой дневник.

— Одни двойки да тройки. Обычно у детей, кому наука не дается, хоть по физкультуре хорошо или по труду. А у тебя ни там, ни тут… — Она сердито посмотрела на меня.

— Ну и что! Вон у… так вообще одни двойки.

— Дурачок. Нашел на кого равняться. Вы ж два сапога — пара. Ты за себя отвечай.

Мать стала расспрашивать меня, что же такое натворил старик Хання и какое он имеет отношение к трупику. Я ответил, что ничего не знаю, и улегся на татами. Казалось, что грохот машины, в километре от нас забивавшей сваи, раздавался в комнате еще сильнее, чем на улице.