Наталья Елизарова - Жмых

…Странно, но мучаясь по ночам бессонницей, я почему-то всегда вспоминала именно эту историю. И меня охватывал страх. Что поразительно, я никогда не отличалась особой впечатлительностью и излишней пугливостью, а ведь в жизни чего только не случалось: были и сумасшедшие клиенты, приставлявшие нож к горлу, и озверевшая солдатня, накинувшая петлю на шею, и перестрелка с бунтовщиками… — и вот теперь, когда у меня, наконец-то, появился надёжный и хорошо охраняемый дом, а под подушкой, в ящике письменного стола и в бардачке автомобиля — по пистолету — я чувствовала себя менее всего защищённой. Временами казалось, что вот сейчас откроется дверь, и кто-то просто войдёт в комнату и убьёт меня…

Я перестала доверять слугам. Зная, как велика ненависть Гуги, и что ему ничего не стоит подкупить кого-нибудь из моих приближённых, я заставляла кухарку сначала пробовать приготовленные ею блюда, а уже потом ела сама. Охранников меняла каждые два месяца. Даже водителя не брала, хотя путешествия, в которые я пускалась по всей стране, преодолевать с каждым годом было всё сложнее и сложнее…

Не менее тяжёло приходилось и с фазендой. Год назад я задумала расширить территорию плантации и послала своих людей освобождать место под новые посевные площади: земля, которую я облюбовала, прекрасно подходила для выращивания кофейных деревьев. Но столкнулась с неожиданным препятствием — освоению земель воспротивились аборигены. Обычно, если возникали проблемы с индейцами, они легко и незамедлительно улаживались: тех просто сгоняли с насиженных мест капатасы; цветные же, подхватив свои нехитрые пожитки, с молчаливой покорностью перебирались вглубь сельвы. Впервые за долгие годы они оказали ожесточённое сопротивление, убив несколько моих охранников отравленными бамбуковыми стрелами. Это уже были не шутки. Вызвав к себе управляющего, я потребовала немедленно решить проблему. «Чего вы от меня хотите? — грубо ответил он. — Чтобы я стрелял по безоружным людям?». Пришлось обратиться за помощью к властям.

Прибывший на подмогу отряд жандармов возглавлял мой старый знакомец — Кассио Альварес. Встреча с ним была крайне неприятной. Мы обменялись несколькими скупыми фразами относительно численности и месторасположения индейцев… Предчувствуя недоброе, я попросила Кассио проявить благоразумную сдержанность. Выслушав просьбу, он смерил меня высокомерным взглядом и, вздёрнув подбородок, отчеканил: «Я не нуждаюсь в инструкциях, сеньора».

Его люди устроили в лесах Амазонии настоящую бойню. В назидание непокорным, солдаты, окружив индейскую деревню, перебили в ней всех местных жителей — от мала до велика, а лачуги их — сожгли… Когда от селения остались лишь груды пепла, Альварес невозмутимо объявил, что участок расчищен… Он, видимо, ждал благодарности. У меня же язык не поворачивался выразить признательность за подобную «услугу». Я молча сунула ему деньги. Он принял их со снисходительным видом.

— Только не надо на меня смотреть, как на животное, сеньора Антонелли! Я не сделал ничего особенного: такими методами индейцев выкуривают повсеместно… Кто ж виноват, что они не хотят уходить по-хорошему… Кстати, не думайте, что мы занимаемся каким-то самоуправством — нашему правительству про все эти вещи прекрасно известно… В прошлом месяце, например, к нам обратился сам губернатор Пернамбуку… Они наращивали участки для посева сахарного тростника на побережье… А там расположились эти тупые обезьяны — и уходить ни в какую… Ну, тоже пришлось помочь…

— Но в этот раз вы убили женщин и детей…

— Там не было ни детей, ни женщин!.. — резко оборвал Кассио. — Разве этих дикарей можно считать людьми?.. Они живут в каменном веке!..

В справедливости его слов я убедилась уже на следующее утро, когда к воротам фазенды подбросили голову одного из моих охранников…

Подняв её за волосы, Кассио долго смотрел на окоченевшие коричневые веки, напоминавшие старый пергамент, а потом сардонически усмехнулся: «Ну, что, сеньора, вам ещё жалко этих краснокожих тварей?»…

Это была не просто мёртвая голова. В наших краях её называли «цанца». Индейцы изготавливали её по особому «рецепту»: с головы убитого снималась кожа, набивалась горячим песком, и тем самым сжималась до минимальных размеров; черты лица умершего при этом полностью сохраняли прежнее подобие, и даже волосы не меняли длины… Про этот зловещий, кровавый ритуал мне с готовностью рассказали когда-то старожилы посёлка… Они и сейчас стояли рядом и наблюдали за моей реакцией.