Лия Киргетова - L

По-видимому, секс под кайфом входит в ее обязательную программу сегодняшнего «хорошего вечера». Я чувствую себя, почему-то, немного заторможенно. Я не хочу этого видеть, просто нет желания на нее смотреть. Я помню, что такое же состояние у Женьки уже было пару месяцев назад. И еще раньше. Я не знаю, как часто она нюхает. Пьет она часто, раз пять в неделю. Но кокаин — достаточно дорогое удовольствие. Впрочем, деньги на удовольствия у Женьки есть.

— Может быть, как-нибудь в другой раз?

— Ты не хочешь меня? — взрывается она и тащит меня за руку к тахте.

— Не очень.

— Не имеет значения, любимая, — не очень ласково шепчет она. — Сейчас захочешь.

Я не хочу с ней спорить. Не хочу отталкивать ее. Просто мысленно даю ей пощечину в тот момент, когда закрываю глаза, целуясь, но, почему-то, отказываюсь от агрессии, выбирая удовольствие. Мне всегда нравится наш секс. Но на этот раз у меня впервые четко возникло чувство тотальной отстраненности. Как будто все, что происходило, было неправдой, понарошечным вариантом реальности. Не со мной. Мне так не хотелось знакомиться с новой мыслью, что эти отношения — ненадолго. И наши — тоже. И дело было не только в кокаине.

— А где ты его берешь? — немного позже мой бесполезный вопрос повис в воздухе как пар в морозную погоду при выдохе, моментально тающий пар.

— Ты о чем?

— Ты знаешь.

— Не понимаю тебя, — снова хохочет она. — Это — солнечный удар.

— Ага, понятно. А скажи, если повторно не выходить на солнце, то сколько длится действие этого удара?

— Недолго.

— А потом не плющит? Не становится грустно?

— Мне — нет, я же на нем не сижу.

Ура, мы все-таки перешли к обсуждению, непосредственно, кокаина.

— Я тебе ничего не буду говорить, — заявляю спокойным тоном. — Если это не будет задевать моих интересов.

— Правда?

— Да, полагаю что это — бесполезно. Когда я пила, то любое вмешательство… Короче, делай, что хочешь, но мне с тобой, когда ты пьяная или под кайфом, скучно.

— Почему, — удивленно протянула Женька.

— Разные волны, — пожимаю плечами. — Разные состояния. Мне это не нравится, но бессмысленность нотаций и ультиматумов мне заведомо очевидна.

— Ты — моя радость, — Женька счастлива. Она уловила только ту информацию, которую хотела услышать. — Ты — идеальная жена.

Мне стало окончательно тоскливо.

На следующий день все повторилось. Я ловила себя на мысли, что пытаюсь отследить тот момент, когда она делает это. В ванной. Интересно, где она прячет свои запасы, много ли у нее кокаина? Где она его берет? Давно ли это все продолжается? Еще пять минут назад мы спокойно болтали за ужином, у нее был нормальный взгляд и обычный голос. Трехминутная отлучка в ванную явила мне совершенно другого человека. По-видимому, доза была покруче предыдущей. Женькины глаза смотрели в разные стороны в какое-то, видимое только ей одной, пространство. Она протопала мимо меня, держась одной рукой за стену, и рухнула на диван с бессмысленной улыбкой на лице. «Ну что? — спросила я у себя, — ты хочешь жить с этим человеком? Создавать с ней семью? Тогда что ты делаешь здесь?»

Ответив себе на эти вопросы, я уехала ночевать к друзьям. Женька бомбардировала меня звонками всю ночь, но я не брала трубку. Сказка подходила к концу. Добрая. Начиналась страшная.

— Ну, прости меня. Я поняла, что тебе это неприятно. Я больше не буду, правда.

— У тебя еще осталось? — мы сидели на кухне на следующий день, Женька быстро вычислила место моей дислокации и вторглась на чужую территорию без предварительного артобстрела. Я предпочла разговаривать без свидетелей и вернулась домой.

— Есть, не хочу тебе врать. Хочешь, выброшу? При тебе. Сейчас.

— Ну, давай.

Она отправилась на этот раз в гардероб, зашуршала куртка, молния на кармане свистнула два раза.

— Вот. — Женька протянула мне маленький пакетик с белым порошком.

— Не жалко?

— Нет, немного, — она улыбнулась. — Но ты — дороже.

Я не стала смотреть, как она спускает кокаин в унитаз. Зачем? Я понимала, что, если она захочет, то таких пакетиков…

Тем не менее, еще неделю я внимательно присматривалась к ней. И ничего не заметила. Ни в тот день, ни в последующие. Потом я перестала об этом думать.

Пока все было прекрасно, в моей голове не возникало никаких посторонних мыслей, но, стоило нашему кораблику покачнуться, стоило подуть холодному ветру, как на небе, в быстром беге облаков, мне снова стало видеться имя, складывающееся то из пушистых перьевых белых, то из иссиня-темных грозовых. Кира. А как она там? Чем наполнена ее жизнь сейчас? Думает ли она обо мне, хотя бы иногда? Читает ли мой дневник? Счастлива ли со своей Элиной? Или, может быть, они уже расстались? Рука тянется к телефону, чего проще — несколько секунд и я услышу ее голос в трубке. Но это же нечестно! И что я ей скажу?