Лия Киргетова - L

— Нет, — короткая усмешка, она, безусловно, почувствует иронию, — Не отвлекаешь.

— Мы ведь не расстались? (Мозг выдает один звук: оооооооо! А что мы сделали? Если она в одном конце мира, а я в другом, и эти концы на двух половинах Земли, которая мало того, что треснула и распалась, но и разлетается на составные с космической скоростью. Что мы сделали, черт побери, если не расстались?!)

— Не знаю. Мы «живем пока отдельно». (Выделяю мысленные кавычки интонацией, означающей «такой вот идиотизм, сами придумали», немного обвиняюще интонацией, все-таки, хотя обещала же себе сдерживаться).

— И как тебе живется отдельно? (Мне хочется бросить трубку, мне плохо живется, но я понимаю, что где-то в глубине души я рассчитывала на чудо, на внезапное волшебство, в мгновение ока трансформирующее ее сознание, душу, отношение. На то, что она позвонит, или, лучше, приедет не с вопросами, а с ответами. Не со сложенными в выжидающем жесте на груди руками, а с открытыми. Чтобы обнять. И сказать мне: «Все теперь позади, малышка, я все поняла, мы никогда-никогда больше не расстанемся, потому что ты самое-самое дорогое для меня в мире… Никогда-никогда… Самое-самое…»)

— С трудом, но я привыкаю.

— Это твой выбор — привыкать жить друг без друга. (Снова обвинение, пусть не агрессивное, скорее, констатирующее, но обвинение).

— Знаешь, — решаю как-то резюмировать свои внутренние звездные войны, — так ничего не получится.

— Как?

— Проблемы не решаются. Я не знаю, что отвечать на твои вопросы. Мне плохо без тебя, я скучаю, но совершенно не знаю, что делать дальше.

— Я тоже скучаю. То напряжение, которое было в последнее время между нами… Я думала, побыть в одиночестве — это выход.

— Возможно.

— Я очень хотела тебя услышать. Невыносимо.

Молчу.

— Я люблю тебя.

— Я тебя тоже люблю.

Молчит.

— Пока?

— Да, до свидания, — грустно соглашается она. Мы в тупике. Такие взрослые, умные и любящие. В тупике, который имеет свое название: «пожить пока отдельно».

Некоторые умозаключения расползаются по душе, как крупные тараканы, а поскольку, тараканий бег быстрее человеческой реакции, то отлавливать эти пакостные мысли чрезвычайно трудно. И, как ни крути, приходится давить. Сапогами. Вот такая картинка: моя душа, сапоги и тараканы-сомнения. «Она удачно избавилась от меня». «Она освободила себе пространство, чтобы развлекаться, как ей удобно». «Ей совершенно безразлично, что мы расстались». Ну и далее по тексту. Пока нога топчет одну мысль — одного тараканчика, остальные уже мало того, что разбежались, но уже, судя по всему, успели удачно совокупиться, молниеносно выносить и безболезненно родить потомство. Брр. Отвлекаться?

Дворники елозят по стеклу машины, размазывая грязь вперемешку со снегом, дождем, брызгами от проезжающих мимо гудящих металлических коробочек, тусклый бессолнечный свет, серый, медленно гаснущий. В такую погоду темнота — спасение для города, в котором, как в захламленной квартире, если выключить электричество и зажечь свечу, то почти не видно ни беспорядка, ни пыли. Дворники тихо скрипят, и с каждым их поворотом скрип становится все невыносимей, как будто какое-то неприятное, короткошерстное животное маленькими острыми коготками впивается все глубже, влезает под кожу где-то в районе груди или горла. Меня начинает подташнивать от серии подобных ассоциаций, но все попытки отвлечься — глазами, ушами, мыслями ни к чему не приводят.

Люди у мигающего зеленым светофора быстро перебегают дорогу, серая гадость, колко и мокро метущая с неба в их лица, заставляет передвигаться быстрей и сосредоточенней, мальчик в оранжевой куртке с гигантским капюшоном, практически закрывающим лицо, проходит в нескольких сантиметрах от машины, поскальзывается, неуклюже опираясь на капот, поворачивает голову, и, столкнувшись со мной взглядом, вдруг улыбается, шепчет губами: «Извините» и разводит руками в стороны, потом поднимает их к небу, мол, чего тут хотеть, в такую вот мерзкую погоду. Я пожимаю плечами в ответ, улыбаюсь ему, и ком напряжения откатывает. Это скоро кончится, и будет весна. И Женька тоже закончится во мне, и начнется что-то другое. Но как же дотерпеть, дотянуть, изжить временем все это?

Получается, как будто два тоннеля в голове: один внешний, куда можно перенести внимание, сурово занятое чем-то посторонним: работой, разговорами… Книги, кино, театры и прочие «мертвому-припарки» помогают с осечками, далеко не всегда. В этом тоннеле, вроде бы, ты — нормальный человек, вроде бы, и смеешься, и обсуждаешь с полной самоотдачей слухи о деноминации, к примеру, или о количестве жертв очередного землетрясения в Китае, но стоит только на секунду — шарк в сторону — и велком, в параллельный тоннель сознания. Адовый. Наполненный мыслями о нас.