Илья Горячев - Тьма кромешная

– Я ощущаю что-то. – В голосе у него появилась нотка, похожая на волнение. – Где-то в глубине груди, там как будто бы что-то щемит и одновременно так светло, а еще я чувствую эту соленую росу на лице. – Он задыхался, как человек, вынырнувший из толщи воды и сделавший первый глоток воздуха.

– Это слезы. – Сунчица с нежностью смотрела на него, раньше он видел этот взгляд, лишь когда она разговаривала с зайчиками или кормила бельчат.

– Да, да, ты говорила, точно, слезы! – Тилля переполняли какие-то новые, неведомые ему ранее ощущения, мир вокруг начал приобретать краски, он ослеплял и оглушал его. – Что со мной? – Он оглядывался по сторонам, глаза его были широко распахнуты, словно он только что впервые увидел окружающий его мир.

– Это лед внутри тебя тает и оттаяла та грусть, светлая грусть, что оставили тебе гномы…

Вдруг Сунчица радостно воскликнула и присела у проталины, которую высветил солнечный луч. Там появились (или они были и раньше, просто спрятались в незаметности сумрака?) первые стебельки свежей весенней травы.

– Твой холод ушел, лед растаял, и потому наступает весна… Смотри! – Она ласково перебирала шелковистые травки.

– Трава! – Голос Тилля был полон восторга, он присел рядом с Сунчицей и кончиком пальцев прикоснулся к травинкам, втянул носом воздух и нагнулся совсем низко. – Она необычная, душистая, переливается как водопад и режет глаза! Что это?

– Это называется зеленый цвет.

Сунчица погладила его по голове, он чуть зарычал, как всегда делал Локи, когда пальцы хозяйки касались его шерсти. Тилль отвернулся, в его глазах искрился яркий теплый свет. Из сине-ледяных они стали небесно-голубыми. Он поднял взгляд на Сунчицу и вскрикнул от неожиданности:

– А твои волосы?!

– Это называется красный. – Она протянула к нему ладонь: – Дай свою руку…

Он с опасением взял ее утонченную хрупкую ладошку, их пальцы переплелись. Тилль прикрыл веки, ощутив внутренний трепет от новых ощущений, и прошептал:

– Твоя рука… Она такая… необычная… Но отчего-то как будто знакомая… – Он зажмурился, припоминая что-то, какой-то мимолетный кусочек давнишнего сна.

– Это называется теплая. Пойдем, я покажу тебе место, где рождается Дунай. Он тут, неподалеку. Это родник, что питает его истоки. У нас на юге, в том городке, где я провела детство, кажется, он назывался Карловитц, есть легенда, очень старая легенда… Мне кажется, надо проверить ее…

– О чем она, эта легенда? – Тилль, казалось, впервые услышал музыку ее голоса и наслаждался, купаясь в ней.

– Будто бы чудо случится для тех двоих, кто напьется в первый весенний день из этого родника…

Взявшись за руки, они пошли сквозь дуброву, солнышко согревало мир вокруг них, а рядом прихрамывал верный и храбрый Локи. С вершины старого платана, что стоит на лесном холме в сердце Черного леса, за ними наблюдал Одноглазый ворон. Платан шелестом сучьев и скрипом ветвей что-то сказал ему, а ворон, чуть склонив голову, что-то прокаркал в ответ.

Октябрь 2015

Океан покоен и тих. В предрассветном тумане на волнах плавно покачивается корабль. Паруса тщательно убраны. На палубе тут и там мирно посапывают матросы. Бодрствует на борту лишь один человек. Капитан. Заложив руки за спину, он прохаживается по мостику. С виду он громаден и угрожающ, но его былая свирепость осталась жить лишь в байках завсегдатаев портовых таверн. Он страшно одинок, несмотря на огромную команду, которая свято верит в него. Ему же, прокладывая курс, остается уповать лишь на высшие силы. Не с кем поделиться той ношей, что сгибает его плечи раньше срока. Он пробовал, и не раз. Но никто из его моряков не видит так далеко за горизонт, как он. Его речи для них лишь набор звуков. Да, они верят своему Капитану, но они не могут осознать и принять то, что еще не случилось, то, в чем нельзя убедиться своими глазами. Для них реально лишь осязаемое здесь и сейчас. Ночами Капитан чайкой воспаряет в небо, поднимается над сиюминутным и вглядывается в даль в поисках дороги в тот порт, из которого он уплыл когда-то далеко-далеко.

Вдруг трели дудочки, доносившиеся будто бы с той стороны, отвлекли его от созерцания грядущего. Он недовольно поморщился, провел грубой, мозолистой ладонью по начавшей седеть темно-красной бороде и пробурчал:

– Иду, уже иду…

Растрепанный грузный лавочник шумно ввалился в тихую мастерскую Часовщика.

– Время! Оно сломалось! – прямо с порога загомонил он. – В моем доме оно не двигается. У всех соседей бежит, а у нас стоит. Оно просто застыло! Как студень! Стрелки намертво встали! Мы с Магдой посоветовались, и я решил, что надо обратиться к мастеру! – Все это возмущенный коварством времени лавочник выпалил на одном дыхании.