Илья Горячев - Тьма кромешная

В зале суда стояло нервное оживление. Зал был переполнен, и капитану городской стражи, прибывшему специально из гарнизона Петроварадина, с трудом удавалось поддерживать какую-то видимость порядка с помощью пятерых солдат. В первых рядах чинно восседали отцы города, за ними почтенные обыватели с семьями, задние ряды занимала городская голытьба и крестьяне из окрестных сел, отдельную скамью заняли члены Комитета ведьм с постными лицами, одетые во все черное. Сбоку в специально принесенном кресле восседал молодой граф Андраши, инкогнито прибывший полюбопытствовать редким зрелищем из своего имения неподалеку, где он маялся от осенней скуки и бессмысленного однообразия дней. На коленке он примостил большой кожаный блокнот с карандашом, лежащим на раскрытой чистой странице, готовясь записывать обстоятельства первого процесса над ведьмой в этой местности.

Напротив публики в высоких деревянных креслах за длинным узким столом, заваленным бумагами, разместилась коллегия суда смешанного состава, состоящая из епископа Иоганна Нидера, совместившего роль председателя и обвинителя, по левую руку от него разместился нотариус, по правую – городской судья, который по многолетней привычке, едва заняв свое место, тут же принялся клевать носом. Кресло, предназначенное для бургомистра Бранта, также включенного в коллегию, вызывающе пустовало. За их спинами стоял судебный пристав, готовый выполнить любое распоряжение коллегии.

За отдельным столом боком к зрителям и судьям расположился секретарь суда, чьей обязанностью было вести протокол. Напротив него за невысоким бортиком стояла изможденная Ангелина Бранкович со скованными руками. Ее привели позже всех прямо из каземата и ввели в зал суда спиной вперед. «Так она не сможет навести порчу на судей», – объяснял Ульрих капитану городской стражи, инструктируя его об особенностях конвоирования ведьм. С одной стороны от нее вытянулся с пехотным палашом на изготовку рослый солдат из городской стражи, а с другой – переминаясь с ноги на ногу, топтался тюремный надзиратель с наголо обритой головой, в сером кафтане с небрежно заштопанными прорехами. Рядом с ними на колченогом табурете примостился адвокат Якоб Фидлер. Выражение его лица было бесстрастным, лишь глаза светились грустью – Ангелина заявила, что у нее нет врагов, и категорически отказалась называть кого бы то ни было. Сама она была спокойна, несмотря на страшную усталость и то, что она с трудом держалась на ногах. Адвокат успел ей шепнуть, что епископ намерен изловить и Сунчицу, в ответ Ангелина промолчала, лишь морщины у рта стали напряженные и жесткие. На ее лице жили лишь зрачки – они беспокойно перемещались по людям в зале, казалось, сам суд нимало ее не занимает, как ярмарочное кукольное представление, чей финал заранее предрешен, куда важнее ей было увидеть кого-то, кого она никак не могла найти…

Епископ Нидер взял в руку молоточек и трижды стукнул по столу, знаменуя начало заседания.

Стоящий за его спиной пристав зычным голосом возгласил:

– Тишина в зале!

Публика постепенно смолкла в предвкушении зрелища.

– Встать! – гаркнул пристав, и зрители нехотя, охая и ахая, поднялись.

Епископ Нидер прочел молитву на латыни и позволил всем сесть, сам же оставшись на ногах. Зачитав выдвинутые обвинения, он повернулся к Ангелине и подчеркнуто вежливо спросил:

– Госпожа Бранкович, вы готовы принести присягу и дать показания по этим обвинениям в судебном заседании?

Ангелина даже не повернулась на звук его голоса. Помедлив пару секунд, епископ теперь уже более настойчиво повторил:

– Госпожа Бранкович…

– Моя подзащитная отвергает все обвинения, – вскочил с табурета адвокат Фидлер, – и будет защищаться молчанием.

– Что же, – епископ усмехнулся, – тогда мы огласим ее признательные показания позже, а пока заслушаем первого свидетеля. – Он обернулся к приставу и громко скомандовал: – Пристав, пригласите вдову Фриду Вейланд.

В зал ввели растрепанную, неопрятную женщину неопределенного возраста в грязном переднике. Зубов во рту у нее недоставало по милости покойного господина Вейланда, который поколачивал свою склочную женушку с первого дня их совместной жизни, впрочем, она воспринимала это как доказательство его любви. Подняв правую руку и повторяя за приставом, Фрида, запинаясь и сбиваясь, принесла присягу, после этого она неловко взгромоздилась на трибуну, приготовленную для свидетелей, и осоловело уставилась на судей, в растерянности от сконцентрированного на ней внимания.