Илья Горячев - Тьма кромешная

Кап-кап-кап – сквозь ватную тишину в сознание прокрался стук капель. И тут же – щелк… щелк… Как будто цепляют друг друга какие-то шестерни. «А это что?» Ответ пришел откуда-то извне, а взгляд сам сфокусировался на паровозном гидранте, торчащем рядом с водонапорной башней. Из него одна за другой выскальзывали с хлюпающим звуком и разбивались об рельс капли ржавой бурой воды. Через секунду взгляд выхватил станционные часы, висящие на притаившейся в другом конце платформы будке из желтого кирпича с надписью «Касса». «Почему эти звуки такие громкие? – пронеслась мысль. – Я же не могу их слышать отсюда…»

В будке светилось дружелюбным зеленоватым светом окошко. Решил двинуться туда.

«И все же почему я здесь сошел? Не помню… У меня не было билета? Я сел не в тот поезд? Не мог же я ехать именно сюда, в эту пустоту! Не помню… Не помню!»

Рука в кармане пальто нащупала что-то. Плотный кусок картона. Достал прямоугольничек, положил на ладонь. «И что это?» Смутное воспоминание откуда-то из детства… «Да это же билет! Но почему-то без дырочек… Ведь должны вроде бы быть дырочки? Значит, билет все же был! И что, он чем-то кондуктору не понравился, что ли?»

Зарешеченное окошечко кассы, видны только руки кассира.

– Что это за место? Как называется эта станция? – Собственный голос звучит неестественно глухо и пугает непривычностью тембра.

– Это платформа. – Невидимый кассир сух и безучастен.

– Но название-то у нее есть?

Скрытый за окошком человек неопределенного пола и возраста безмолвно высунул узловатый палец наружу и ткнул им куда-то вбок. Там, на краю платформы, приварена табличка с названием. Налипшие влажные листья скрывают выпуклые буквы, которых к тому же не хватает. Пара движений рукой, вот все, стряхнул. Теперь показалось название полустанка – «Без… сход… ость». Вернулся к окошку.

– Платформа «Безысходность»? – спросил, с трудом давя стремящиеся на волю комки истерического смеха.

– Там же написано. – Кассир сама невозмутимость.

– А когда будет следующий поезд?

– Никогда. – В бесцветном голосе проступают едва уловимые нотки злорадства.

– А что тогда вы здесь делаете?! – Внезапно поднявшаяся волна гнева готова все сокрушить на своем пути.

– Жду вас, – лишь ледяное спокойствие в ответ. – Вам письмо.

Сквозь щель протискивается пузатый конверт, запечатанный массивной старомодной сургучной печатью. Извергнув его из своих недр, окошко кассы бесшумно захлопнулось.

Нетерпеливо сломав крошащуюся в пальцах печать, заплутавший путник разрывает конверт и извлекает оттуда толстую пачку листов. Как он мог забыть, ведь он так ждал это письмо! Может, за ним он сюда и приехал? А может, это вообще другое письмо? Один, второй, третий – он ловко перебирает листы между пальцами, но все они пусты… Белоснежная, не оскверненная чернилами бумага.

Раздраженно зарычал и выкинул, не глядя, всю пачку за спину, где помявшиеся листы подхватил неожиданно налетевший порыв ветра. Он же пригнал скомканную газету, уткнувшуюся в ноги как брошенный щенок. Нагнулся. Поднял. Развернул. Текст и даже заголовки не разобрать, буквы кривляются, растекаясь грязными пятнами. Он щурится, подносит газету ближе к глазам, но буквы скачут и убегают прочь – нет, ни слова не разобрать… Даже название, набранное аршинными буквами, стоит на него взглянуть, тут же расплывается размытой кляксой. Снова скомкал газету и бросил ее в урну, а сам сел на скамью, приткнувшуюся у глухой стены станционной кассовой будки. «Должен же быть следующий поезд! Хотя бы утром…» Навалилась усталость, и он задремал, точнее, провалился в бездонный колодец сна.

Проснулся от уханья филина. Послевкусие сна. Дрожащая метареальность подсознания, путешествующего в тонких мирах… «Чье это царство? Асмодея? А, точно – Морфея!» Кругом все тот же сумрак. Бросил взгляд на висящие на желтой будке часы. Их стрелки не сдвинулись ни на минуту. «Когда я вышел из вагона? Пять минут назад? Или пять дней? А может быть, лет?» В кармане что-то брякнуло. Осенило: «Ну конечно же! У меня есть собственные часы!» Запустив руку в жилетный кармашек, достал старый дедовский хронометр на цепочке. Их стрелки замерли в точно таком же положении, что и станционные. Вид часов пробудил какие-то смутные воспоминания. «Да, да! Они же отстают по ночам ровно на час, на самом же деле они так запасают время впрок, чтобы отдать его хозяину днем, в те моменты, когда ему его недостает…» Нахмурился. «Что за бред?.. Это же фельетон! Вспомнил! Это фельетон, что я написал для одной газеты. Да, точно! Написал…»