Леонид Воронов - Морская дева

Здесь в бухте сотни белух — северных дельфинов они мало подвижны, и не так симпатичны, как наши. А сейчас мы снова в Эгвекиноте. Ты можешь найти меня на карте. Севернее Анадыря есть залив Креста, в нем есть бухта Эгвекинот, а в ней крошечная точка — это мое судно, а если ты хорошо присмотришься, то увидишь на нем сохнущего по тебе Стрельцова в желтой рубашке.

Катенька, как ты думаешь, твои родители разрешат тебе со мной гулять, когда я приеду? Чем ты сейчас занимаешься? Я сомневаюсь, чтобы ты послушалась моего совета, и отдыхала после тяжелого учебного года. Аленка уже приехала? Наверно выросла она здорово, я не узнаю ее.

А еще знаешь, по чем я тоскую? По темноте, вернее по ночи, потому что свет или темнота на судне в моей власти, а вот ночи здесь сейчас не бывает, темнеть начнет в конце лета. Хоть бы сумерки, а то ведь все равно, что ночь, что день. Во всяком случае, фотографировать можно в два часа ночи. Так и хочется брать это слово в кавычки. А ведь я люблю ночь не меньше, чем яркое солнце. А ты любишь?

От Эгвекинота можно дойти пешком до полярного круга, здесь всего 15 миль.

Мы пришли в бухту Провидения, она находится за географической линией смены дат, так что фактически у нас сегодня воскресенье, а у вас понедельник, но согласно административным часовым поясам у нас тоже понедельник.

Только что приходили пограничники оформлять приход. На этот раз никого не штрафовали, но запретили мне сходить на берег. Так я их и послушал. Иду отправлять это письмо.

Всего тебе хорошего, каждую минуту думаю о тебе, люблю, целую, твой Стрельцов".

"Милая Катенька! Я не надеюсь, что это письмо будет интересным, потому что в предыдущих письмах я сообщил все новости, а последнее время не произошло ничего, заслуживающего внимания. Нет никакого пополнения информации, и в мыслях застой. Но мне приятно писать тебе письма, и, конечно, никогда и никому я не писал так много. Я иногда представляю себе, как твои нежные пальчики держат этот листок бумаги, и меняется выражение твоего лица в зависимости от текста. И глаза то печальные, то веселые, но не равнодушные. Наверно я буду писать тебе даже тогда, когда мы будем жить с тобой в одной комнате, хочешь? А почему бы и нет? Ведь в разговоре мысли часто упрощают, сокращают, и вот мысль уже обесцвечена.

Почему поэты имеют привилегию писать стихи для своих любимых, и почему простой смертный не может выразить свою любовь в прозе. Это слишком сильное и красивое чувство, чтобы говорить о нем обиходным языком. С другой стороны, именно любовь не требует пышных фраз "высокие чувства всегда немы". Язык любви — язык глаз, рук. Но для этого нужно быть в очень близких отношениях, всегда рядом. И если мы будем с тобой в таких отношениях. Мне всегда будет приятно сказать и услышать нежное, ласковое слово.

Катенька, мне перед тобой стыдно. Я вот перечитывал твои милые письма, и так себя ругал за то, что не выполнил твою единственную просьбу, не выслал фотографию. И вот я предпринял работу по созданию фото бачка и фотоувеличителя. И то и другое уже готово. В бачке я проявил уже две пленки, все в порядке, а сегодня вечером буду пробовать печатать фотографии. Все это хозяйство я спаял из жести, и наши "марсиане" смотрят на это, как на сувенир с четвертой планеты.

Наши геологи нашли в заливе цветной металл. Вероятно, презренное золото. Теперь я знаю, где копать. Нужна только лопата с длинной ручкой, потому, что оно залегает на дне, на глубине 52 метра. Я думал, что они будут искать классическим методом: копать, долбить, промывать, а у них куча приборов, которые собирают информацию и записывают ее на перфоленту и в виде графиков. Так что они и сами пока не знают, что нашли. Эту кучу бумаги обработают в Ленинграде, и результат мы получим в виде денежной премии (а может, и нет).

Наша задача — пройти тридцать шесть раз залив вдоль и поперек перпендикулярными курсами, а потом проделать то же самое возле мыса Дежнева. Но там работы меньше.

Моя любимая! Вчера у меня был день рождения, и вечером мне вручили твою радиограмму! Я едва не расцеловал радиста от радости. Как я мог жить раньше, не зная тебя! Если бы ты знала, как я ждал эту радиограмму, как будто решался вопрос, жить мне дальше, или это мой последний день.

Спасибо, родная, за поздравление. Вот так этот рейс неожиданно стал для меня одним из самых счастливых для меня, но пусть этот счастливый рейс быстрее заканчивается. Мои силы на пределе, каждая молекула тянется к тебе. Здесь, на "Марсе" только половина Стрельцова, или даже меньше. Большая часть рядом с тобой. Как и у всякого нормального человека, у меня есть руки, ноги, все это постоянно при мне (кроме головы, которую я потерял еще в Крыму), так вот об этом факте я вспоминаю лишь тогда, когда эта куча костей натыкается на какой-нибудь твердый предмет. А вот тебя я не забываю ни на минуту. Если бы меня оставили без воздуха, то я спокойно бы терпел минуты две, а жил бы еще минут десять, но если бы я вдруг забыл о тебе на минуту, то это была бы мгновенная смерть. Только ты не подумай, что меня одолели мрачные мысли. Если бы ты видела, как Стрельцов порхает по пароходу после твоей радиограммы! И вообще, с тех пор, как я пожаловался тебе на судьбу в предыдущем письме, мою скуку как рукой сняло, только желание видеть тебя стало еще сильнее.