Леонид Воронов - Морская дева

В пятницу Миша совсем уж собрался уходить с речки, потому, что сильно проголодался, но тут приехала Люда на машине, и сказала, что их пригласили на коньячный завод для экскурсии. В машине сидели еще начальник типографии, и еще какой-то начальник. Миша подумал, что такая экскурсия добром не кончится, особенно для него, с подведенным от голода животом. Купить же какую-то закуску — значит дать понять этим людям, какого рода экскурсия его интересует. Вероятно, остальные думали примерно то же самое: купить еду, значит признаться, для чего их туда везут.

Смена на заводе уже закончилась. На проходной их встретил главный инженер завода, провел их по цехам, Михаилу даже показалось, что торопливо провел. В последнем цехе прямо в проходе стоял скучный общепитовский столик и пять стульев. Миша понял, куда стремился главный инженер.

— Теперь я хочу, чтобы вы провели дегустацию нашего коньяка, который бывал на многих выставках за рубежом, и удостоен многих медалей, которые я вам покажу позже. Простите за эти стаканы, как вы понимаете, держать в цехе коньячные рюмки было бы просто вызывающе.

Инженер, как потом выяснилось, тоже Миша, достал из ящика бутылку, и плеснул по нескольку капель в каждый стакан. Миша подумал, что может его тревога, была и напрасной.

— Я не жду от вас восторга, потому что все познается в сравнении, сейчас я предложу вам сравнить наш коньяк с другим коньяком, одну секунду.

"Начинается!" — с огорчением подумал Миша.

Вернулся он с бутылкой другого коньяка, а за ним шел человек с бутылкой и со стулом.

— Познакомьтесь, это наш технолог Гиви, а это дагестанский коньяк.

Миша заметил, что рука инженера стала более щедрой.

— Прошу вас допить, потому что на очереди коньяк "Каспий". Гиви, налей, пожалуйста, гостям.

— Наконец то и Гиви дали слово, — проворчал тот. — У нас на Кавказе полагается, прежде всего, сказать тост, и у меня есть такой тост: предлагаю выпить за прекрасную единственную женщину в обществе небритых невоспитанных и невнимательных мужчин, которая достойно переносит наше общество, позволяя нам любоваться своей красотой. За вас, Людмила!

После того, как инициатива перешла к красноречивому грузину, уровень жидкости в стаканах стал повышаться, запасы всевозможных коньяков были неистощимы, воля хозяев непреклонна, а воля гостей все слабела. Миша старался следить за сменой коньяков, а особенно за безопасностью сестры, и был достаточно настойчив: Гиви оставил Людмилу в покое. Миша, сохраняя ясность мыслей, "продегустировал" украинские, кавказские и молдавские, дошел до четвертого вида французского коньяка, но дальше все было как в тумане. Иногда сознание возвращалось, и он видел, что все так же прочно сидит на стуле и поддерживает беседу, сестра в порядке. Наконец "дегустация" закончилась. Миша попытался встать, но почувствовал, что это ему не под силу.

— Миша, — сказал он инженеру, который давно стал его другом, — твой коньяк настолько хорош, что взял меня в плен, я приклеился к этому чертовому стулу, не мог бы ты его из-под меня выдернуть?

— Тезка, сейчас я отклеюсь от своего, и мы с ним разберемся.

Потом Людмилу отвезли домой, а веселая компания мужчин посетила развалины старой крепости. Миша смутно помнил, как рассказывал аборигенам историю крепости, которую раньше в глаза не видел. И что в машине откуда-то появились женщины, и он кому-то из них назначил свидание. К сестре его привезли под утро, он лег спать, и проснулся лишь среди ночи следующих суток. Коньяк действительно был неплохим, потому что никаких неприятных последствий у Миши не было.

Ответ от Кати пришел спустя полторы недели.

"Милый мой Миша, если бы ты знал, как я ждала какой-либо весточки от тебя, а от тебя — ни слова. Я уже думала, что ты забыл меня. И вот, наконец, телеграмма! А сегодня огромное и такое хорошее письмо. Спасибо за все, за прекрасные дни в Крыму, за внимание ко мне, за теплые и прекрасные слова.

Когда мы расстались в Симферополе, я едва сдержалась, чтобы не заплакать. Столько боли и тоски было в твоем взгляде! Я взяла то твое первое письмо, и несколько раз прочитала его в поезде. И это меня успокоило.

На вокзале нас встретил папа, и, конечно же, сразу заметил у меня на руке часики. Он спросил, откуда они. Пришлось сказать, что это мне подарок от всей нашей компании. Мы сказали ему, что и ты с Людой тоже подружился с нами. Папа очень удивился подарку, но как будто поверил нашим словам.

30 июня мои родственники — мои бабушки, а их у меня четыре, дедушки, дяди, тети — отмечали мое 16-ти-летие. Надарили мне кучу подарков. Потом я фотографировалась. Посылаю тебе одну фотографию. Миша, прошу тебя, вышли мне свою фотографию.