Валерий Попов - Очаровательное захолустье

Остаюсь!

Примерно через час Любка, нервно вздохнув, вышла на балкон. Грохот моря донесся. Ого!

— Твоя работа? — Любка спросила, указывая в шумную бездну.

— Ну почему — моя?!

— Да-а, — размышлял я во тьме, под грохот моря. — А с сексом, видимо, в моей жизни покончено навсегда… так же, как и с самой жизнью, видать. Но с сексом уж точно! И поделом ему! У меня с ним свои счеты. Издательство, которое вроде бы мои книги собиралось выпускать, целиком вдруг на сексуальные альбомы перешло. Так что к сексу я не испытываю ничего хорошего. И вот то, что сейчас происходит, — это месть ему. Страшная месть!

На этом я успокоился. Все. Хватит. До двух часов ночи — мучительный самоанализ, дальше — сон.

Крот на утренней заре ворвался. Я в ужасе открыл глаза: красный шар среди абсолютно черных туч! Где я?

— Ага. Вы снова вместе? Это хорошо! — злорадно Крот проговорил.

— А что еще хорошего? — холодно поинтересовалась Любка, запахивая халат.

— А больше ничего-о-о! — Крот, присев, руками развел. — Остальное все пло-охо!

— Что именно? — деловито вставая, спросил я.

— А что ни возьми! Например — гений наш отвалил!

— …Фрол?

— И Берха увел с его фондом! Так что вы теперь полностью на моей шее!

— Фрол ушел? — тупо повторил я.

— Он самый! Придрался к какому-то пункту сто девять нашего договора — о том, что, оказывается, запрещены всякие контакты с общественностью помимо него. А мы вчера общнулись благодаря вам. — Он поклонился мне. — Спасибочки! И кто, интересно, донес? — Взгляд его скользнул по мне, но отмел меня как предполагаемого доносчика — мало извилин. Он уставился на Любку: она?

— Теперь он к москвичам сбежал, к конкурентам! — прорычал он.

Да, тяжелая жизнь в мире бизнеса!

— Но мы же… с пользой вчера пообщались, — промямлил я.

— А, пользы от вас!.. Скоро тендер решается — а он, между прочим, международный, — и где она, гуманитарная крыша нашего проекта? Что такого замечательного мы собираемся совершить?

Я вздохнул. Да, совещание с участием коровы шикарным не назовешь.

— Что делать будем? — спросил он. Неожиданно вдруг коллегиальным стал. Бухта тут хорошая, глубокая, любые танкера могут подходить. Неужто вам не жалко такое терять?

Нам-то, в общем, не жалко. Но раз уж…

— Сделаем! — сказал я.

— Я лично, как и всегда, буду делать баланс, — дерзко произнесла Любка и в ванную ушла. Крот уставился на меня. Последний остался друг! Хоть он меня давеча кинул… Так ведь то было вчера!

— Перво-наперво надо к народу податься, — рассудительно произнес я.

— Что вас так к народу все тянет? — вспылил Крот. — Что вы там такое видите в нем?

— …Так ничего больше у нас с вами и нет. Остальное все слишком дорого. И — увы! — как видите, ненадежно.

— Только давайте — не со всем народом сразу, а с отдельными его представителями, — нервно сказал Крот.

— Ну, знамо дело, — сказал я.

Мы вышли на воздух. Утро расцветало. Пели птички.

— Природу ненавижу! — вдруг снова сорвался Крот. — Тут одна птичка наладилась звонку моего мобильника подражать! Все ночи не сплю!

— А вы смените мелодию сигнала.

— Уже!

Да, природа умнее нас.

Мы вошли во двор к Петру. И — к моему отцу. И всем, кто здесь родился или сюда приезжал когда-то, как я. Вот старая, огромная груша посреди двора. Давно уже, сколько я помню, она была чем-то вроде уличного шкафа: на мощные сучки ее вешали серпы, грабли, кружки. Садясь обедать за стол во дворе, вешали на нее кепки и шляпы.

Галя, тучная брюнетка, жена Петра, задавала корм темным мохнатым козочкам, совала им шумную охапку веток. Козочки вставали, стуча по перегородке копытцами, пытаясь ухватить листья как можно быстрей.

— А где Петр?

— На лугу. Сено валкует, — хмуро ответила она.

По пологому лугу у реки тащился маленький трактор — «шассик» с розовым кузовом впереди. Сбоку, как огромная клешня краба, тащились, сгребая сено, тракторные грабли. Иногда Петр поднимал их, оставляя ровный валок сена, потом, брякая, опускал их и греб дальше.

— Отойди! — рявкнул он. — …Счас!

Потом он отцепил грабли, усадил нас в жесткую тесную кабину, и мы, глотая пыль и раскачиваясь, помчались вдоль кукурузного поля, догнали комбайн, плывущий над высокими стеблями, как динозавр, и он срыгнул нам в кузов с верхом силосную массу, пережеванные им кукурузные стебли и листья. Ударяясь о железные стенки и друг о друга, мы тем не менее бурно общались и за несколько ездок от поля до силосной ямы обрешали все.