Валерий Попов - Прелести лета

Эх, жизнь! Разве так раньше мы отдыхали? Помню, еще до катера, снимали дом на Вуоксе, выходили рано-рано… Я брал в сарае весла, сачки, удочки, грузил на плечо, догонял этих полиглотов, уходящих в туман, увлеченно говорящих то на французском, то на немецком!.. Из культурных семей!

— Ну ты… черная кость! Не отставай! — насмешливо окликнул меня Игорек из тумана. Я прибавил, догоняя их. Туман рассеивался.

Помню, однажды мы прошли маленькую бесцветную радугу, повисшую над тропинкой. Никита, при всех его знаниях, не смог ее объяснить. Они заговорили с Никитушкой по-испански, обсуждая, видимо, что-то, чего мне не стоило знать.

Вечером я напоминал им:

— Эй! Полиглоты! За молоком!

Они уходили вдаль, пугая иностранной речью окрестность, — и, как правило, увлекшись, возвращались без молока… Да ладно уж!

Однажды я приехал к ним зимой. Сдвинул примерзшую дверь и увидел в прихожей два седых от инея бревна, поваленных крест-накрест… Вглядываясь, я узнал в бревнах моих друзей.

— Сколько полиглотов полегло-то! — воскликнул я.

Верхнее бревно приоткрыло глазик:

— … Это ты хорошо сказал! — прохрипело оно Никитиным голосом.

Я втащил их в избу, разжег печь.

— Что ты поздно? — оттаивая, капризно произнес Игорек. — Мы заждались тебя!

— Я вижу.

— Там мы… оставили тебе! — радостно улыбаясь, указал Игорек… буквально на дне! Но и то — было счастье!

Эх, жизнь!.. А теперь что за «бревна», включая Никиту, я везу? Разве же это то?!

— Э! — выйдя из долгой задумчивости, я оцепенел. Что это перед нами? Крепость на скале. Сколько же я пропадал в счастливом прошлом? Неужто знаменитый Орешек, легендарный Шлиссельбург хочет сообщить мне, что мы прошли всю Неву, от устья до истока, и сейчас подходим к началу ее — светлой Ладоге? Когда же мы прошли всю Неву, все ее брюхо, свисающее книзу, на юг, и лишь потом закругляющееся к северу… Уткина заводь, Новосаратовка, Дубровка… Теплобетонная? Где они? Неужели я так удачно задумался, что сразу — Шлиссельбург? Похоже, срезая петлю, большую часть дороги мы проделали напрямик, по земле. Состояние позволяло: я тоже пару раз «черта» хлебнул. И вот — о чудо! Чую за крепостью простор, ветер, свободу!

Я закричал.

…Что не пробудило, кстати, моих спутников. К счастью для них. Уж лучше пусть всё мне одному — снизу вдруг громко стукнуло, высоко нас подбросило… Ништяк! В экстазе я вылетел аж на Шереметевскую отмель, сплошь усеянную каменными лбами. Лишь у самого берега тесно крадутся корабли да кричат, встав в лодках, размахивая, рыбаки — надо думать, мне, и можно представить, что именно!

Мы снова «взлетели»! Может быть, со времен Петра тут не видали такого? Группа уродов проездом! Восторг все не отпускал меня и даже усилился. Водное родео! Раз в триста лет!

«Бревна», стуча головами, катались в каюте. Ладно уж — пожалеем их. Осторожно стал красться к берегу, угадывая камни по кипению над ними мелких пузырьков. «Конь» подпрыгнул задом. Это уже нечестно — этого камня не было. Катер взбесился? Это не мудрено. Ближе к Ладоге дуло свирепей — ветер возле антенны на рубке свистел, антенна прыгала, как удилище. Наконец-то фарватер, я вошел в «тень» самоходной баржи — сразу стало тихо и жарко… Фу? Все? Как же! В тихой «тени» баржи я вывел катер в Ладогу, держался, как мог, но тут баржа стала уходить, я остался один — и тут меня вдарило! Вынырнув из огромной, холодной, прозрачной волны (солнце садилось), я обнаружил себя на палубе (а долгое время не было ее) и, что характерно, вцепившимся в штурвал. Рулим! Я снова в восторге заорал. Но надо соображать, пока для этого есть еще время. Второй солнечный вал поднимается вдали медленно, не спеша, но будет, пожалуй, покруче первого. Я стал быстро разворачиваться. Не подставить бы борт. «Бревна» гулко перекатились — и, пожалуй, это ускорило поворот. Я засмеялся. И тут меня снова накрыло волной, но уже сзади. Это уже как подарок! Новый восторг. Особенно от того, что я ухожу из Ладоги. Живой! Встречная баржа прикрыла меня… Жара! Мокрая насквозь, до прозрачности, рубаха дымилась.

А тут и сам катер словно задымился: промокшие мухи, облепившие катер словно чехлом, затрепетали крылышками, отряхиваясь, и вдруг, вместе с лосиной ногою, снялись и, выстраиваясь в облако, напоминающее формой лося с одной реальной ногой, подались к берегу. Рыбаки в лодках, бросив удочки, ошалело смотрели на пролетающего над ними призрачного лося — рядом с баржей мы входили в Неву, и призрак лося плавно отделялся от катера, словно не в силах расстаться с катером, со своей прежней формой, но после стал удаляться все решительней. Загляделись не только праздные рыбаки — я тоже загляделся, даже бросил штурвал… и очнулся в наползающей на меня тени огромного танкера — еще бы мгновение, и только бы хруст! Навалившись на штурвал, вырулил, но не успел даже перевести дыхание — точно такой же танкер, с девятиэтажный дом, пер навстречу. Ну, плавание! Ну, перекресток! Сюда же сбоку входит Ладожский канал — отгороженная стеной валунов от Ладоги тихая протока — и некоторые (благоразумные?) сворачивают как раз туда, и некоторые выворачивают оттуда… так что мелькание еще то, и стоять тут негоже сомнут! Ну? Куда двигаться? Решай! Взвыл: почему опять я? Заглянул в каюту там угар, тишина, по «бревнам» ползают мухи… какая-то их часть все же осталась. Ну? Куда? В Ладогу? Ну уж нет! Мухи, в основном, правильно сорентировались (лосиный призрак уже скрылся вдали) — если бы они остались на катере и мы бы поплыли в Ладогу, их, вместе со мной, смыло бы волной. Вовремя смылись! Ну? Куда? На мгновение снова стало просторно… Домой? Нет. Никто меня не одобрит. В Ладогу? Нет! Порулим-ка за древней, неуклюжей деревянной лодкой с моторчиком в канал… Вот так! И вроде бы движемся — и жизнь сохраним. Вырулил рядом с наваленной горой валунов, означающей вход в канал, — и сразу наступила другая жизнь. Жара. Стрекот кузнечиков в скошенной траве лишь подчеркивает тишину. И стук мотора. Слева — высокий вал, отгораживающий от ужасов, справа — деревенская улица. Может, остановиться, причалить, на солнышке вздремнуть? Греется на завалинке старик в валенках, перед ним блеют две грязные, заросшие овцы… Идиллия! Одинокое белое облачко в синем небе, солнце пригревает лицо. Счастье! Переведя мотор на малые обороты, в блаженстве даже прикрыл глаза… но недолго длилось это блаженство! Сиплый, настойчивый гудок его перебил. Распахнул очи… Занимая всю узость канала, навстречу двигался плечистый буксир! Разойдемся? Впритир! И то, если набрать скорость — иначе придавит и утащит за собой, снова на тот перекресток — где никаких вариантов уже не останется у меня. Вперед! Врубил скорость. Дико вопя, сошелся с буксиром, борта притерлись. Идем? Или он меня тащит назад? Судя по удаляющемуся от меня старику с овцами — реально второе: сейчас он выволочет нас из канала — один борт зажат крутым берегом, другой буксиром. Еще громче заорав, с ужасом и восторгом, я довел ручку скорости до упора. Мотор грохотал, смешиваясь с негромким бухтеньем буксира… Прорвались! Буксир удалялся сзади, спереди надвигался любимый старик с овцами на берегу. С каким счастьем я разглядывал его снова… он как-то не реагировал на разыгравшуюся перед ним титаническую борьбу. Видно, повидал всякого.