Валерий Попов: Прелести лета

— И сегодня работаем, что ли? — раздался вдруг окрик сверху.

У гранитных ступенек стоял «фараон»… так, кажется, раньше их называли… Не милиционер, а как раз охранник, в серой форме, вспомнил по-тюремному их зовут «контролер». Принял нас за рабочих понтона — как, видно, Коля-Толя и рассчитывал. Надень рванину — и ты вне подозрений, «социально близкий».

— Принеси-ка тот дрын! — указал мне Коля-Толя на кривой лом на носу понтона. Я покорно принес. Коля-Толя уже напялил рабочие рукавицы. Лишь после этого сурово глянул на докучливого гостя. — Да будь она проклята, эта работа! — проговорил, и в голосе его прозвучала истинная надсада, кстати, полностью убедившая охранника.

— Ну ладно, — добродушно произнес он и стал спускаться по деревянному трапу, пружиня им. На ремнях груди его висел, переливаясь, баян… Человек к нам с отдыхом. — Шило есть? — подмигнул он Коле-Толе. Из нашей кораблестроительной практики знали мы, что «шилом» моряки называют спирт. У таких умельцев, как мы, шило обязательно должно быть. Мы с Никитой переглянулись.

— Бери выше! — произнес Коля-Толя и вынул из торбы, висящей на плече, бутылку, заткнутую газетой. — Черт!

— Черт?.. — удивился охранник.

— Ну — с завода безалкогольных напитков. — Коля-Толя сказал и, заметив разочарование в глазах охранника, пояснил: — Ну, фактически тот же спирт, только концентрированный… добавляют по капле в лимонад, чтоб не портился.

— А, — успокоился гость. — Ну… а я как раз сменился.

Сколько смысла было в простой этой фразе: мол, раз я сменился, происхождение «черта» не волнует меня, да и вообще — отдыхать-то нужно? Коля-Толя, в отличие от его брата, украл, похоже, самое «то». Охранник, во всяком случае, одобрил. Он взял у Коли-Толи бутыль, оглядел ее весьма благосклонно и, с чмоканьем вытянув газетный кляп, отхлебнул… На лице его появилась глубокая задумчивость… потом последовал одобрительный кивок. Пошло дело! Коля-Толя верно все рассчитал: с такими людьми можно работать! Охранник долго сидел, сладко зажмурясь, потом открыл глаза, полные счастья. И, нежно склонив голову к баяну, заиграл. Репертуар у него был обширный… хватило почти на час. Чувствовалось — он относится к этому с душой.

— У нас — что, отделение МВД? — нервно спросил у меня Никита.

— Видимо, да.

Не совсем, очевидно, чувствуя аудиторию, наш гость играл еще и еще. Перешел на бойкие плясовые. Лосиная нога, до того привольно раскинувшаяся на палубе (видно, проникшись лиризмом), тут сразу вскочила и под лихой наигрыш стала бить чечетку… Просто какой-то праздник у нас!

Коле-Толе, кстати, праздник этот тоже не нравился, он все враждебней поглядывал на расплясавшуюся, с треснутым копытом, ногу: под чью музыку пляшешь? Лишь беззаботный «контролер» ничего не видел, изгибая баян.

Коля-Толя устал уже от ложного гостеприимства.

— Да прекрати ты! — Он ухватил вдруг развеселившуюся ногу и забросил ее за высокую стену в тюрьму. Мы обомлели. Лишь контролер, ничего не замечая, играл… Да — с такими людьми можно жить!

Через секунду нога вылетела обратно: уцепившись за копыто, на ней висел… Коля-Толя Второй, только в робе и в шапочке. Он вяло опустился на катер, хмуро, без всякого энтузиазма, оглядел его. Мы, в свою очередь, глядели на гостя… Да — это не Набоков-старший! И даже не младший. Не джентльмен. Не выразил ни малейшей признательности, наоборот — глядел с недовольством. Не граф Монте-Кристо!

— Ну что? Поплыли? — так же вяло произнес Коля-Толя, освободитель, и мы, отвязав трос, перешли на катер, врубили мотор.

— Э! Э! — в паузе между песнями баянист встрепенулся. — Вы куда?

С баяном на груди он перепрыгнул на катер. Коля-Толя, даже не глянув, пихнул его, и он, помахав руками, упал спиной в расширяющееся пространство между катером и понтоном. Он плыл за нами долго, продолжая играть.

— А без баяна, глядишь, бы утоп, — оглянувшись на него, равнодушно произнес Коля-Толя.

Брат его по-прежнему не проявлял энтузиазма.

— Куда плывем-то? — Он хмуро глядел на берега… Будто там у него, за стеной, была Венеция!

— А куда тебе надо? Туда? — враждебно произнес Коля-Толя, кивнув на строгий гранитный куб Большого дома за рекой. — Ну ладно! — Он достал недопитого «черта».

Через двадцать минут, как бревна, все они катались в каюте… и Никита, увы! Не выдержал нервного напряжения… Но кто-то должен рулить!

Мы прошли широкий крутой изгиб у растреллиевского Смольного собора (хоть бы кто вылез глянуть на эту красоту!), нырнули под Охтинский мост с гранитными острыми башенками… Все шире, безлюдней… Запущенные сады больниц… За большим, но скучным мостом — Александро-Невская лавра, богатое мраморно-чугунное кладбище, какого нам не видать… Все просторней — и все пустынней!