Валерий Попов - Прелести лета

Носков, кстати, у него тоже нет — видно, летят вместе с ботинками. Хотелось мне, конечно, сказать — где… Но боюсь, что реальность его испугает больше, чем страшная сказка.

Поэтому я таинственно молчал, что, конечно, он трактовал как издевательство. Но издевательством было бы, если бы я ему сказал! Стал бы орать, хотя б, конечно, понял, что это правда, происшествие в его стиле. Поэтому — сайленс! Блаженное состояние еще не покидало меня.

— А где… Ладога?! — уже менее уверенно произнес он.

Теперь я молчал уже многозначительно… пусть сам почувствует (уже начинает!), что за свои ботинки, так же как за Ладогу, скорее, должен отвечать он. Ножки топтались в нерешительности… Ну все. Хватит издеваться над другом! Я встал. Вот так туманище! Невольно наваливался вопрос — где мы? Не видно ни берега, ни воды, ни причала… лишь крайнее выщербленное бревно, обмотанное нашим тросом.

— Да, я думаю, тут что-то хорошее вокруг, — ласково произнес я.

Никита снова забегал. «Твой оптимизм меня бесит!» — не раз кричал мне он. И я его понимал. Действительно — какие основания? Тем более, в трюме у нас валяется невесть кто… Так что — если взглянуть в глаза реальности… Но не за тем мы плывем. В реальность устали уже вглядываться… и еще наглядимся. А сейчас… Сладко вздохнув, огляделся.

Туман постепенно наливался оранжевым светом. И вот — уже высоко, сперва смутно, потом все яснее и яснее, появилось солнце. От него к нам шла золотая лестница. С реальностью картину эту соединяло лишь то, что ступеньки были мокрые и от них шел пар. Храм солнца! Никитушка нервно забегал. Не мог, видимо, примириться с тем, что мы прибыли сюда не под его руководством… скорее — вопреки ему, несмотря на все его выкрутасы, которые, конечно же, смутно им вспоминаются и пугают его. С ужасом, например (не помутился ли разум?), глядел на вылезающих на четвереньках Колю-Толю и его точную копию брата-близнеца, которых он, видимо, совершенно не помнил, хотя что-то ему мерещилось… что-то, что он сам натворил… Более подходящих лиц, чем у Коли-Толи и его братана, для подобной ситуации, для мук памяти и совести, было не найти. Оба они выглядели будто их только что после недельного там пребывания вырыли из земли… или, в лучшем случае, хотя трудно этот вариант назвать лучшим — через неделю вынули из воды. К ситуации они, однако, отнеслись более адекватно и, я бы сказал, более оптимистично. Хотя выглядели — я это подчеркиваю ради объективности — даже хуже Никиты. Но!

— Ни фига себе! — произнес Коля-Толя (или его брат), восхищенно оглядывая «золотую лестницу». Что значит — люди хлебнули жизни и теперь ценят ее прелести! И тем самым, косвенно, и мои заслуги — ведь я же сюда их привез.

— Ну… пошли? — торжественно произнес я.

Пойдем все — мне не жалко. Напротив — я рад.

— Ну пойдем… разберемся! — мрачно сказал Никита и демонстративно взял из рубки карту. Мол, поглядим, куда этот тип нас завез. Вот она, благодарность! Удача, похоже, существует лишь в моей голове. Поддержку, возможно, я найду лишь у наших спутников, беглых каторжников… Никита, наоборот, хочет принизить мой успех. Ибо не он стоял за штурвалом… будто бы он мог за штурвалом стоять!

Мы стали подниматься по солнечной лестнице. Нет — все равно колоссально, что бы Никитушка там ни бубнил. Наверху лестницы мы остановились перед огромным солнцем. Оно уже ощутимо грело.

Повернувшись (спины раскалились, от них пошел пар), мы стали с высоты озирать окрестности. Слияние золотых речек и ручейков. Прямо под нами раздвоение потоков. Вот это, надо понимать, канал, по которому мы сюда приплыли, а эта вот могучая река — Свирь, вытекающая из Онежского озера, и вот тут, растекшись, она впадает в Свирскую губу Ладоги. С гордостью глядел я на карту: это сколько же я отмахал, не выпуская штурвала! Можно меня поставить в ряд со знаменитым мореплавателем Дежневым, теми же братанами Лаптевыми… Гордость переполняла меня. Сейчас взлечу! Друг, однако, поспешил «приземлить» меня — не мог без темных очков наблюдать сияние моей славы.

— Но здесь не указано никакого поселения! — прохрипел он, тыкая грязным пальчиком в карту.

Нашел-таки слабину! Действительно — какие-то уютные палисадники проступают сквозь туман, но, видимо, на самом деле никакого поселения нет.

— Ну что ж, — скромно сказал я, — значит, это так… видение. Фата-моргана.

Против такой формулировки бурно восстали братаны.

— Это еще как? Столько корячились — считай, все зазря?