Рудольф Ольшевский - Но пасаран

Я задремал, но неожиданная суматоха тут же разбудила меня.

— А ну-ка поднимайся! Пошли к капитану! Живо!

Оказывается это относилось к маме.

— Ша, что вы шумите. У нее дети. Она мать детей. — Вступилась за нас соседка.

— Мать-перемать! — взялся за кобуру военный.

В каюте с плотно зашторенным окном было так накурено, будто там висела дымовая завеса. Молодой военный играл в шахматы с капитаном.

— Товарищ лейтенант, у нас снова ЧП. Вот привел немецкую шпионку. — Вытянулся перед старшим по чину наш провожатый.

Лейтенант неохотно оторвался от доски.

— Шпионку говоришь, Сидоров? У, да их тут целых три. Еще два шпиончика. — Улыбнулся он капитану.

— Вы не имеете права, я — жена красного командира. — Гордо вскинула голову моя маленькая мама.

— Слышишь, Сидоров, а ты говоришь — шпионка. — Передвинул лейтенант вперед фигуру.

— Так точно, товарищ лейтенант, подавала сигналы зеркальцем вражеской авиации.

Лейтенант поднялся и подошел к нам. Роста он оказался высоченного. Наклонившись, военный взял из рук мамы сумку и щелкнул ее замком — двумя блестящими металлическими шариками. Даже при тусклом свете лампочки они весело сверкнули.

— Диверсия, да, Сидоров? — лейтенант устало посмотрел на своего подчиненного. Видимо, тот ему изрядно надоел. — Вот что, размести-ка диверсантов в каюте тридцать два. Она свободна.

— Есть, товарищ лейтенант!

— Спасибо, молодой человек, — сказала мама, — мой муж тоже лейтенант. Он остался воевать в Одессе.

— Сидоров, — остановил нас великан, когда мы уже были в дверях, — и консервы возьми в моем рюкзаке, булку хлеба и консервы. Накорми шпионов.

— Ой, что вы молодой человек, мы и так вам уже благодарны.

— Будет исполнено! — неожиданно улыбнулся Сидоров.

А через четыре дня мы пришвартовались в Мариуполе.