Евгений Кутузов - Во сне и наяву, или Игра в бирюльки

— Садись, дядя Боря, попей чайку с нами, — пригласил Князь, — С вишневым вареньем!

— Благодарю, молодые люди. Я, с вашего позволения, попозже. Все улягутся, я и побалуюсь.

— Садись, садись, — настаивал Князь, — У нас и сухарик сладенький для тебя найдется. А аппетит приходит во время еды.

— Это в широком смысле, — возразил дядя Боря. — Имеется в виду, что богатый всегда стремится стать и становится, как правило, еще богаче…

— Деньги к деньгам липнут?

— Примерно. Ведь в сущности, молодые люди, поговорка эта о человеческой жадности, ненасытности, а некоторые вульгарные толкователи истолковывают ее слишком узко, специфически, я бы сказал — буквально. Между тем всякая народная мудрость непременно имеет глубинный смысл, скрытое значение. И еще важный момент: истинная народная мудрость всегда с лукавинкой…

— Тебе бы академиком быть, — усмехнулся Князь.

— Вот я и стану здесь академиком. Да, а вареньице и сухарики вы бы поберегли, молодые люди. Мало ли…

— Ну, что за новость, дядя Боря? — насторожился Князь. — Что-нибудь начальничек придумал?

— Придумал, — шепотом сказал дядя Боря. — Всех блатных приказано готовить на этап.

— Куда?

— Точно я не могу сказать. В одно место вашего брата собирают из разных зон.

— Откуда знаешь?

— Каптерщик передал.

— Не лепит горбатого?

— Не похоже. Говорят, из «восьмерки» уже отправили.

— У, гады, что придумали! — Князь вскочил. — Надо срочно собирать толковище, Племянник. Немедленно. А ты, дядя Боря, ступай, ступай. За информацию — спасибо.

— Что-то случилось? — встревоженно спросил Андрей, когда дядя Боря, захватив с собой пару кусков сахару, подаренных Князем, ушел.

— Не то слово, Племяш, не то слово! Случилось страшное дело. Додумались, суки недобитые. Что-то надо предпринимать… Кличь блатных, толковать будем.

Много чего порассказал мне полковник, о котором я уже упоминал. Вот одна из рассказанных им историй.

— Пришел, понимаете, приказ свезти всех блатных, законников, в одну зону. В чем идея?.. Все просто. В зоне, значит, будут только блатные, никаких там «мужиков», «чертей» и прочее. Никаких посылок, ни-че-го! Ну, и работать, норму выполнять, за блатных некому. Или сам паши, или помирай потихонечку на четырехстах граммах черняшки и супчике, не говоря уж о зачетах. А то ведь что они делали?.. Сами на солнышке греются либо в картишки режутся, а «мужики» вкалывают. А дополнительная пайка — всем. Зачеты — всем. Да еще в первую очередь на блатного пишут. Иной вкалывает до седьмого пота, а никаких зачетов — все на блатных списывают. Словом, порешило начальство загнать блатных, как пауков в банку. Или пусть пашут, как все зеки, или жрут друг дружку. Они ведь дружные вроде и «честные», пока есть у кого отнять и есть кому на них работать. А так-то!.. За пайку любой из них в глотку лучшему корешу вцепится. Я был тогда начальником режима — «кумом», по-ихнему. А в зоне блатняков этих было четырнадцать голов. Придумал я во время развода задержать их на вахте, чтобы потом всех скопом в машину погрузить… М-да… Только не получилось так. Лагерная почта получше Минсвязи работает — мы еще только что-то подумали, а блатные уже знают. Ну и свои ответные меры принимают. Мои гаврики забаррикадировались в бараке и ни в какую не выходят. А что мне делать?.. Оружие внутри зоны применять нельзя, даже носить запрещается. А они вооружились — кто чем… Понятно, век не просидят, рано или поздно выползут, но у меня-то на шее начальство висит: «Давай, давай!» Как всегда у нас. Веду переговоры через закрытую дверь, а они меня — на три буквы. Сдохнем, мол, а не выйдем, отвечать, дескать, гражданин начальник, за нас придется. И то верно… И пришла мне в голову одна мысль. Может, и подленькая, теперь-то я понимаю это, но время какое было, учтите!.. Решил я вызвать на переговоры самого авторитетного среди них вора по кличке Солдат. Старый ворище, матерый, все прошел и даже больше. Кое-как договорились. Вышел Солдат и с ним еще один блатной, для сопровождения вроде, чтоб, значит, все честь по чести было. Привел я Солдата к себе в кабинет, а второй на улице остался, у окна торчит, наблюдает. Я как раз на это и рассчитывал, между прочим. У меня в кабинете стоял старинный диван с высокой такой спинкой, и стоял вдоль окна. Пригласил, значит, я Солдата сесть, сам рядышком сел, закурили мой «Казбек». Сидим, беседуем. Я объясняю ему, что все равно придется выходить из барака, а нет, говорю, так дымком выкурим… Ну, он, похоже, понимает ситуацию. Недаром набирался опыта и на Колыме, и на Соловках. Между делом я незаметно этак руку на спинку дивана положил, потом и на плечо Солдату. А сам кошу глазом в окно — наблюдатель торчит. Потолковали, в общем, а когда вставали, я еще для пущей важности похлопал Солдата по плечу и ручку пожал ему. Как бы сговор между нами произошел, понимаете?.. Я-то, конечно, имел в виду и то, что Солдат и в том лагере не пропадет, так что надеялся, что уговорю. Он и пообещал мне, что попробует убедить блатных выйти, хотя твердого слова не дал, нет. У них коллегиальность соблюдается на толковищах, что правда, то правда… На что я надеялся, спросите? Ну, тут было два возможных варианта: или Солдат убедит блатных, или… В общем, второй, который торчал у окна, обязательно доложит, что Солдат с начальником сидел в обнимку и что они, то есть мы, жали друг другу руки. Значит, если большинство блатных не согласится с доводами Солдата, веры ему не будет и его обвинят в сговоре со мной. А это у них чуть ли не самым большим преступлением перед законом считается! Значит, возможен большой скандал, а когда случается скандал в «святом семействе», когда блатные не поделили что-нибудь, тут их голыми руками можно брать… Так оно и произошло, и нам удалось согнать эту братию на вахту. Но они и тут — когда сообразили, что проиграли, — придумали… Разделись все догола! А на дворе мороз за тридцать. Я докладываю начальству, что так, мол, и так, что делать прикажете? А мне велят грузить их в машину и везти в новую зону. Это за семьдесят километров, в тайгу. Голых-то, да по такому морозу и в открытой машине?! Ничего, говорит начальство, сами себя согреют, а не согреют и не оденутся, пусть замерзают, сактируем. Таким вот образом. Приказываю и я грузиться. Они, конечно, не предполагали, что их голыми повезут, сами в кузов полезли. А мы их одежонку покидали туда же, в кузов, и — пошел!..