Евгений Кутузов - Во сне и наяву, или Игра в бирюльки

— Хорошо отвечаешь. А Пузо вот толкует, что ты на меня ссылался. Врет, блядища?

— Смотря кто ты такой.

— Хм, и это верно. — Он сложил газету и сунул в карман. — Допустим, Евангелист я…

— Чем докажешь?

— А вон сейчас Пузо с Балдой тебе докажут. Толкуй, мальчик, откуда знаешь обо мне?

— Штырь с Бородой привет велели передать, — сказал Андрей.

— Штыря — знаю, — кивнул одобрительно Евангелист. — А Борода… Какой Борода?.. Никола, что ли?..

— Да, Никола Борода.

— Другое дело. Где ты их видел?

— В зоне вместе были.

— Выскочил только?

— Ага. Велели еще передать, что Баламут вроде ссучился. Сказали, что на толковище его надо.

— Баламут ссучился?! — вскричал Евангелист.—

Не может быть!

— Я передаю, что меня просили.

— Это точно?

— Что?

— Ну что он ссучился?

— Штырь толковал, что у него сильные подозрения, — сказал Андрей.

— Неужели, а?.. — Евангелист покачал головой,—

Ох-х ты, гад подлючий! Ладно, разберемся. Как на Пузо вышел?

— Случайно в общем-то. Зашел в шалман — и познакомились.

— Не люблю я всяких случайностей… — прищурившись, проговорил Евангелист. — Случайно бабы рожают.

— У меня есть адресок Крольчихи, Штырь дал.

— Помнит, старый хрыч, — ухмыльнулся Евангелист. — Кого в Питере знаешь?

— Никого. Только Пузо.

— Ванькино пузо просит арбуза. Шестерка он.

— Я понял, — кивнул Андрей. — Князя, правда, знаю. Бегали с ним.

— Князюшку знаешь? Бегал с ним?.. — удивился Евангелист. — Он, толковали блатные, сгорел?

— Мы вместе и сгорели. Мне два года дали, а ему семерик по совокупности влепили.

— А я не верил, что Князь сгорел. Счастливчик он, интеллигенция. Но вор в авторитете… Так случайно, говоришь, загреб в этот вшивый шалман?

— Случайно.

— Давай тогда снова загребем,'— сказал Евангелист. — Посидим, потолкуем, обдумаем, что и как. Кличут-то тебя как?

— Племянником.

— Князев племянник, что ли? — рассмеялся Евангелист и обнял Андрея за плечи. Руки у него были сильные и цепкие.

Они вернулись в шалман. Пузо и второй, которого Евангелист назвал Балдой, шли сзади. Зайка по-прежнему сидела за столом, точно караулила место. Увидев Евангелиста, она расплылась в улыбке,

— Что пасть разинула? Видал, Племянник, что за чудище? Ночью приснится — со страху дуба дашь. А за кружку пива продаст легавым вместе с потрохами. Выгребайся отсюда! Допивай и топай.

— Мне все не допить… — Зайка часто моргала и смотрела на Евангелиста с откровенным испугом.

— Допьешь. — Он слил водку в кружку с пивом и придвинул Зайке. — Давай.

— Я умру…

— Пей, сука… Считаю до трех, а потом вылью все в одно место и солью присыплю. Раз…

Зайка дрожащими руками взяла полную, с краями, кружку и стала пить. Зубы ее стучали по стеклу, глаза закатились, но она пила, и жидкость, похожая на мочу, стекала по подбородку. Зрелище было противное, и Андрей отвернулся. А Пузо громко захохотал, приседая.

— Смешно? — спросил его Евангелист.

— Спрашиваешь! Аж в животе колет.

— Тогда все вместе посмеемся, дружно, как смеются пионеры и школьники. Алло, Степа, подь-ка сюда! — Евангелист подманил пальцем буфетчика, тот подошел— Тебе не кажется, Степа, что твою лавочку пора закрывать на переучет? Нам нужно спокойно потолковать…

— Понял, будет сделано, — сказал буфетчик и стал поторапливать с выпивкой немногих посетителей.

Через пять минут шалман был пуст. Остались Евангелист, Андрей, Пузо, Балда и Зайка, совсем одуревшая от выпитого.

— Таким, значит, макаром, Степа, — подумав, сказал Евангелист. — Организуй выпить и закусить. И чтобы все прилично, как в лучших домах Филадельфии. Накрой на троих, — добавил он — А Пузу нацеди пятнадцать кружек пива, и пополнее, без туфты. Высосешь, — обратился он к Пузу, — получишь полкуска, а не высосешь _ за шиворот вылью все остатки. Понял?.. Это чтобы нам веселее было закусывать, а ты чтобы не

смеялся над другими.

— Да ты что, Евангелист, мне же в жизнь столько не выпить, — заскулил Пузо. — Я больше трех кружек не могу, век свободы не видать… Скости хоть половину…

— Господь скостит. Слыхал афоризму: смеется тот, кто смеется последним? Вот мы с Племянником и Балдой и хотим быть последними, а ты со своим свиным рылом сиди в сторонке и жри это ссаньё.

Тем временем Степа тщательно вытер столик, принес водку, бутерброды с колбасой и с сыром и даже селедочку, украшенную луком.

— Нормалеус, — похвалил Евангелист, оглядев стол и шумно со вкусом принюхиваясь. — Садись, Племянник. Балда, ты тоже садись. Да за Пузом присматривай чтобы не фармазонил. — Он аккуратно, с уважением разлил водку по стопкам, которых вроде бы и не водилось в шалмане, — Ну, ворье, за тех, кто в море, на вахте и на харчах у начальничка! — произнес он торжественно и опрокинул стопку в рот. — Хор-роша, стерва! Балда, кто наш главный враг?