— Они сами все время воюют.
— А кто их разберет, между нами говоря. И воюют, и торгуют. У них все вместе, как у американцев.
Когда вернулись в купе, китаец спал. Или делал вид, что спит. Портфель по-прежнему стоял в изголовье, а сам он отвернулся к стенке.
Наутро он неожиданно предложил позавтракать всем вместе в ресторане. Капитан согласился, а Князь отказался, сказав, что неважно себя чувствует.
— А палимянника сы нами можно?
— Можно, — разрешил Князь и при этом подмигнул Андрею, дал понять, чтобы он не ходил тоже. И Андрей не пошел.
Однако портфель китаец прихватил с собой.
— Хитрая китаеза, — злобно высказался Князь. — Что у него в портфеле, как мыслишь?
— Деньги?
— Вряд ли. Ладно, потом выясним, никуда не денется.
Днем играли в карты, в подкидного дурака. Князь соврал, что в преферанс не умеет и что вообще не любит карты. Болтали о всякой всячине, и китаец мало-помалу оживился, оттаял, проникшись доверием к попутчикам. Скорее всего, предположил Князь, он во время завтрака прощупывал капитана и получил доброжелательный отзыв о нем и об Андрее.
Князь выходил на какой-то большой станции якобы дать телеграмму, а ближе к вечеру предложил устроить маленький сабантуй прямо в купе. Если, разумеется, никто не против.
— По какому поводу? — поинтересовался капитан.
— Пока секрет, — сказал Князь и потер руки. — Но повод стоящий, уверяю вас.
— Как это вы сказал, саба… туй? — спросил китаец.
— Сабантуй. Праздник.
— А-а, пыразника! — Китаец заулыбался, сверкая золотыми зубами. — Пыразника харашо.
— Итак?
— Раз имеется в наличии повод, — сказал капитан, — военно-морской флот готов!
Князь открыл маленький чемодан (на этот раз у них было два чемодана) и выставил на столик водку, вино, консервы.
— О! — Китаец широко распахнул руки, — Одыну минутыку… — Он шустро выскочил из купе. Портфель остался на месте.
Князь и капитан удивленно переглянулись.
— Это вы, доктор, внушили ему такое доверие, — рассмеялся капитан, — Раньше он и в туалет ходил с портфелем. Куда же он помчался?
— За своей охраной, наверное. — Князь тоже рассмеялся. — Или предупредить, чтобы были начеку.
А китаец вскорости вернулся с бутылкой коньяка и с пакетом, в котором были бутерброды с икрой, — он ходил в вагон-ресторан.
— Пыразника! — сказал он.
— А повод? — спросил капитан.
Князь встал, обвел всех глазами и торжественно объявил:
— Сегодня, товарищи, день рождения моей жены!
— Сколько — не спрашиваю, — поднимаясь, сказал капитан, — но повод замечательный! За наших любимых женщин!
— Женщина — харашо! — подхватил китаец и тоже встал.
Андрей не стал слушать пьяную болтовню, он даже боялся, как бы Князь не напился и ему не сделалось бы плохо. Он залез на свою верхнюю полку и быстро уснул.
А среди ночи Князь разбудил его:
— Быстро, племяш. Через десять минут наша станция.
Андрей обратил внимание, что в изголовье у китайца уже не было портфеля, а сам он, как и капитан, спал на спине и громко, взахлеб храпел.
Выходя на станции из вагона, Князь поблагодарил проводника и сунул в карман его форменной тужурки тридцатку. Тот расплылся в улыбке, приподнял фуражку и пожелал всего хорошего.
Станция была не маленькая, средняя такая станция. Возле багажного отделения Князя с Андреем ждал железнодорожник, и Андрей понял, что Князь действительно днем отправлял телеграмму.
Все вместе зашли в тесную конторку. Здесь железнодорожник передал Князю билеты, а Князь достал из своего большого чемодана портфель китайца и вывалил на стол его содержимое. Андрей с любопытством смотрел, что же там было. А были там облигации, очень много облигаций, упакованные в аккуратные пачки, и еще коробки с иголками. С обыкновенными иголками для швейных машин. Андрей даже почувствовал разочарование, увидав такое «богатство». Облигации — это понятно, это почти те же деньги, так казалось Андрею, а вот иголки… Между тем у железнодорожника загорелись глаза при виде иголок. Князь довольно ухмылялся. Он взял одну пачку облигаций, повертел в руках и небрежно бросил на стол. Железнодорожник принялся пересчитывать их. Делал он это профессионально, пальцы его мелькали, как у фокусника. А потом он открывал коробки и пересчитывал иголки, которые по десятку были укреплены на черных картонках. Потом он долго что-то записывал, щелкал на счетах, а Князь сидел, развалясь барином, и насвистывал. Наконец железнодорожник закончил свои подсчеты, отложил карандаш и сказал:
Читать дальше