Александр Проханов - Теплоход Иосиф Бродский

Спикер Грязнов принял обличье ежа. Елозил острой мордочкой, чихал, мерцал темными глазками, цокал коготками. То зарывался в груду палой листвы, и там раздавался беспокойный шорох. То выкатывался клубочком наружу, неся на иголках вялый грибок, сухой листик, сладкую ягодку. Шмыгнул к Луизе, натолкнулся на сброшенную туфельку. Сжался в колючий шар, который понемногу раскрывался, умягчался, освобождая пугливое любопытное рыльце. Полез целоваться, скобля гладкую белую ногу смешными коготками, милостиво допущенный к пышному приоткрытому бедру.

Есаул увидел, как пробирается меж столов высокий статный помощник Малютки, неся на вытянутой руке мобильный телефон, в полупоклоне, почтительно, словно крохотную икону, которая переливалась голубоватыми огоньками. Поднес к Малютке:

— Франц Егорович, вас вызывает центральный офис! — протянул хозяину священную ладанку.

Малютка приял в кулак драгоценную вещицу. Казалось, сожмет, она хрустнет, как раковина, и на ладони, среди хрупких осколков, останется розоватый моллюск.

— Слушаю… Что-что?.. Когда?.. На каком участке?.. Какие жертвы?.. Говорил вам, мать вашу, аварийная шахта, воздержитесь от эксплуатации!.. Рентабельно, хуябельно!.. Теперь на меня двадцать трупов повесят!.. А я сказал: заткнись!.. На хер мне твои советы!.. Жди распоряжений!.. Сейчас позвоню в Воркуту!..

Он стал подниматься, желая покинуть шумную залу и перейти в тихое помещение, чтобы оттуда выяснить размеры случившейся на шахте аварии. Но Луиза Кипчак зорко, хищно блеснула глазами, схватила его за руку:

— Франтик, ты куда?

— Да тут такое несчастье. На воркутинской шахте авария. Двадцать горняков завалило. Видимо, насмерть. Пойду выяснять, как случилось.

— Останься, Франтик. Не нарушай нашу чудесную игру. Не делай всех нас жертвами этой ужасной аварии.

— Не могу, дорогая. Надо узнать. Там же люди, их женщины, дети. Надо организовать спасательные работы.

— Франтик, работы организуют без тебя. Здесь тоже люди и женщины. Не нарушай наш прелестный праздник.

— Я пойду. — Он стал подыматься из кресла, переступая через какого-то телеведущего, изображавшего таксу.

— Останься, приказываю! — гневно воскликнула Луиза Кипчак.

— Извини, я пойду.

— Ах так! — И она влепила мужу пощечину, столь громкую, что было слышно во всех углах зала.

Малютка сник, как укрощенный дрессировщицей зверь. Послушно уселся. Луиза ослепительно улыбалась, гладила его по загривку, приговаривая:

— Вот и умничка!.. Хороший, хороший!.. Представление продолжалось.

Телемагнат Попич превратился в большого пестрого дятла с рябыми крыльями и красным хохолком. Долбил костяным носом ножки столов и стульев, выковыривая из них спящих личинок. В подставленное колено он так сильно долбанул клювом, что Луиза вскрикнула и вышвырнула дурную птицу на палубу.

Министр оброны Дезодорантов изображал дохлую, всплывшую в проруби рыбу, задохнувшуюся от замора. Лежал на боку, картинно утопив квелый хвост. Мертвенно смотрел немигающим круглым глазом. Разлагался, полнился червячками и пиявицами и был так неаппетитен, что его не допустили к ноге и место, где он успел побывать, побрызгали духами.

Зато Куприянов великолепно преобразился в крокодила. Длинный, зазубренный, с зеленоватой шершавой кожей и могучим хвостом, словно торпеда, пересекал мутные воды Лимпопо. Набрасывался с урчаньем на зазевавшуюся у водопоя антилопу, вонзал в шелковые бока пилообразные зубы, тащил кричащую жертву на дно, превращая омут в кипящее месиво, окрашенное ржавой кровью. Он был так привлекателен, так желанен, что Луиза Кипчак протянула обнаженную ногу с нежными шевелящимися пальчиками. Куприянов, он же аллигатор, покрывал поцелуями узкую стопу, розовую пятку, сахарную белую косточку, хрупкую лодыжку, волнующую икру, перламутровое колено, белое сильное бедро, все выше и выше, легонько отбрасывая шелковый подол, пока не открылся таинственный уголок божественного тела, где завершалась нога и начиналось нечто, что было усыпано бриллиантами, которые сверкали, словно летящая по небу россыпь звезд. Луиза томно закрыла глаза, положила белоснежную руку на голову Куприянова, поощряя его нетерпение.

Но с кресла вскочил ревнивец Малютка. Превратился в гигантского косолапого медведя. Дико взревел, когтистой лапой отшвырнул крокодила. Сгреб в охапку молодую женщину, точно так же как его сородич поступил с пушкинской Татьяной Лариной. Под восторженные клики гостей повлек ее в каюту, откуда на весь теплоход прозвучало: