Александр Проханов - Теплоход Иосиф Бродский

— Франц! — Есаул шептал на ухо Малютке страстным шепотом мечтателя. — Брось Куприянова, он пустой! Окончательно загубит Россию! Отдаст в концессию иностранцам леса, воды, нефть, уголь, рыбные угодья, медные прииски! Тебе нет места в экономике, которую он станет насаждать! Возьмет твои деньги на предвыборную компанию, а потом тебя кинет! Оставайся со мной!

— Вася, ты — хороший парень, но ты проиграл. Тебя самого кинул Президент Парфирий. А Куприяныч слово сдержит, даст мне мою долю. К тому же, Луизка от него без ума. Велит мне ему помогать. А ты ведь знаешь, что она меня держит за яйца. Настоящие, а не Фаберже! — загоготал Малютка и кинул в свою огнедышащую пасть горстку горных пчел Гиндукуша.

Пародистка на подиуме изображала девочку-проститутку, сдающую экзамен учителю. Задирала юбку, пбказывала учителю ягодицы, открывала живот с пупком, материлась, подсовывала педагогу презерватив, надувала его и при этом что-то лепетала про Пушкина, про Александра Невского, про Дмитрия Пожарского. Все потешались до слез.

Слуги разносили завершающий десерт — компот из вошек, что кормились на эфиопских мартышках. Сироп из тли, плодящейся на орхидеях Боливии. Бисквит из «песьих мух», тех самых, которыми Господь мучал египтян, заставляя отпустить на волю евреев. Этих последних, не евреев, разумеется, а мух, шаловливая шляпа Боярского сажала на лысинку Жванец-кого. Обладатель оной жалобно вскрикивал и начинал чесать свою тыковку совсем по-собачьи.

— А теперь, дорогие мои, — возгласила мажордом Регина Дубовицкая, изрядно помятая двумя сатирами, которые утомленно и пресыщенно вносили ее на руках, стыдливо поправляя травяные набедренные повязки. — Теперь, дорогие мои, станем играть в увлекательную игру «Разбуди в себе зверя!». Пусть каждый постарается изобразить какое-нибудь животное, которое скрывается в его человеческой сущности. Самым талантливым будет позволено поцеловать ножку нашей обольстительной Луизы Кипчак, — чем талантливей, тем выше. Итак, «Разбуди в себе зверя!», — Регина Дубовицкая оскалила зубы и зарычала, словно тигрица, отчего оба сатира бросили ее на пол и испуганно убежали.

Гости оставались за столами, по которым ползали ожившие божьи коровки, разноцветные жучки, прозрачные червячки — все, что значилось в предсмертном меню Михаила Кожухова, посвятившего свою жизнь пищеводу, желудочному соку, перистальтике и тому последнему отрезку туннеля, в конце которого виден свет. На подиум, где еще недавно господствовали смехачи, стали один за другим выскакивать талантливые изобразители животных, поражая воображение сходством с тем или иным диким зверем.

Первыми выкатились негры новоорлеанского джаза, шумным веселым клубком, изображая шимпанзе. Скакали, скалили зубы, почесывались, играли в чехарду, повизгивали, дрались из-за банана, отыскивали друг у друга вошек, отталкивались всеми четырьмя конечностями от пола, распространяя характерный запах, по которому в зоопарках отыскивают обезьянник. Гости наградили талантливых негров аплодисментами, а Луиза Кипчак, скинув хрустальную туфельку, позволила джазистам поцеловать кончики пальцев, мерцающих перламутровым педикюром.

За ними на помост запрыгнули одесские скрипачи. Они изображали стаю беспризорных кошек — визжали, драли друг друга когтями, лазали по помойкам, задрав хвосты, гонялись кругами, злобно шипели, пялили зеленые злые глаза, попадали под проезжие автомобили. А когда появилась раскормленная дворовая крыса, разом бросились на нее и разодрали. Но есть не стали, а положили на стол к Круцефиксу. Всем понравилась выходка одесситов, — хлопали, свистели, делали «кыс-кыс». Одесситы были награждены тем, что их допустили к ножке, и они целовали сахарную косточку. Но были биты, когда пожелали просунуть головы глубже под юбку.

Следом на подиум вылез Добровольский, изображая гиену. Жутко скалил зубы, наливал кровью глаза, истошно выл на луну. Рыскал по саванне в поисках падали. Грыз позвонки и ребра антилопы, оставшиеся после пиршества львов. Отгонял лапой зеленых трупных мух, норовивших сесть ему на глаза. Источал тлетворное зловонье, от которого Дезодорантов, страдавший отсутствием носа, и тот прикрыл лицо надушенным батистовым платочком. Был удостоен призом, — Луиза Кипчак приподняла край пышной юбки, и стариковские губы сладострастно коснулись хрупкой щиколотки, которую он долго не хотел выпускать из своих склеротических рук.

Есаул рассеянно наблюдал забаву. Легкомысленные игрища и фривольные проказы не могли обмануть его аскетический ум. Теплоход, увитый гирляндами, полный увеселений и роскоши, был местом жестокой схватки. Соперничали его сокровенный «план» и коварный «проект» врагов, искавших его смерти. Малейшая оплошность, неверно сделанный шаг, неосторожно произнесенное слово могли его погубить. Он оставался начеку. Ни на секунду не утрачивал бдительность. Своим всевидящим лобным оком усматривал тайные козни, прозревал опасности. Продолжал приближать желанный миг, когда теплоход достигнет заветной точки и настанет время поступков.