Александр Проханов - Теплоход Иосиф Бродский

Он обнимал жену, дул ей на лоб, вытирал большими темными пальцами слезы. Она перестала плакать. Вздрагивала, прижималась к мужу.

— Дай-ка послушаю. — Степан наклонился, приложил ухо к ее животу и слушал. Его темное, угловатое, сточенное о подземные пласты лицо тихо светилось нежностью. — Торкает, брыкается. На меня взглянуть хочет. Скоро увидимся, Алексей Степанович!

— Прости меня, Степа, я дура. Тебе под землю идти, а я реву. Возвращайся, ждем тебя всем семейством.

Поцеловал жену, вдохнул на прощанье ее теплый домашний запах. Подхватил суму и вышел из дома. В соседних бараках мутно желтели окна. Шахтеры собирались на смену. В темноте, под чахлыми тополями, катил трескучий автобус, собирал на шахту бригады.

Утро было солнечное, великолепное среди ленивого течения вод. Белая громада теплохода величаво скользила по зеленым отражениям, среди холмов и пригорков, на которых краснели сосняки, синели ели, кудрявились березняки и дубравы.

Не все из гостей вышли к завтраку, чтобы воспользоваться разнообразием шведского стола, любезностью обслуги, предупредительностью экипажа. Многие оставались в каютах, дремали после ночных безумств. Другие, в ожидании вечера, когда предполагалось продолжение празднеств, коротали время в зале для боулинга, за бильярдными столами или столиками для карт. Было приятно смотреть, как тучный прокурор Грустинов обыгрывал помятого за ночь господина в черной шляпе Боярского, лихо засаживал «свояка» в центральную лузу, пуская крутящийся шар в дальний угол, не промахиваясь, как это иногда с ним бывало во время процесса над Ходорковским. Верткий длинноносый Шмульрихтер, в красном колпачке и пузырящихся шортах, похожий на паяца, метал тяжелый шар так ловко, что валил сразу все кегли.

Теплоход вышел на сияющий простор водохранилища и замер среди драгоценных вспышек, серебряных завихрений, пернатых отпечатков ветра. Тяжелый якорь мягко погрузился в глубину и ушел в донный ил.

— Что случилось? Почему встали? — забеспокоились пассажиры.

— Плановая остановка, господа. Вписываемся в график движения, — успокаивал галантный капитан Яким, следуя на мостик, кланяясь встречным мужчинам, слегка улыбаясь дамам.

Есаул встретился с послом Киршбоу на средней палубе. Посол был в прекрасном расположении духа, в белой панаме, розовых шортах, в рубахе апаш. Он неплохо выспался, потому что еще до рассвета выпроводил из каюты красавицу из состава экипажа, что приглянулась ему накануне.

— Чем объяснить остановку? — спросил Киршбоу с мягкой усмешкой, которая теперь всегда появлялась на его румяных губах, когда он смотрел на Есаула.

— Не хочу вас тревожить, ваше превосходительство, но возникли непредвиденные обстоятельства, — ответил Есаул, стараясь не выдавать беспокойства.

— В чем дело, можно узнать?

— Прошу, господин посол, пройдемте на капитанский мостик. Там для вас станет понятна причина остановки.

— Вы куда? — Куприянов, свежевыбритый, благоухающий одеколоном, преградил им путь холеным, размягченным после массажа телом.

— Прошу и вас, Аркадий Трофимович, — пригласил Есаул. — Вам будет небезынтересно узнать.

Втроем они поднялись на капитанский мостик, открытую площадку, где были расставлены кресла, и в одном из них, нервный, аристократический, с солнечным моноклем, восседал министр обороны Дезодорантов — отложил стек, вытянул негнущуюся костяную ногу. На мостике было установлено спецоборудование, изготовленное в секретных лабораториях связи и информации. Торсионные генераторы посылали вдаль импульсы, которые пронизывали пространство и возвращалась на корабль голографическим изображением местности. Позволяли выявить мельчайшие подробности пейзажа, контуры и объемы предметов, вид строений, людские, невидимые глазом фигуры. Изображения проецировались на плоские экраны во всем богатстве красок. А также фокусировались в огромных голубоватых линзах, где каждый предмет был охвачен тончайшим спектром, радужным драгоценным стечением. Передающие антенны на мачтах посылали импульсы вдоль поверхности земли и на беспилотные самолеты, кружившие высоко в безоблачном небе. Объекты, облученные под разными углами, с различных высот, были воссозданы на экранах с замечательной четкостью.

— Что это? — Киршбоу изумленно взирал на экран, где виднелись строения, передвигались люди, катили машины.

— По-моему, деревня, — пренебрежительно заметил Куприянов, прижимая белесые брови к линзе. — Достопримечательность? Народные промыслы? Нам, кажется, обещали встречу с народом?