Александр Проханов - Теплоход Иосиф Бродский

Но Ангела не было. Проплывали темные берега, лилась фиолетовая вода. Раздавались в глубине корабля истошные крики и похабные возгласы.

Близилось утро. Ночная чернота стала блекнуть, в ней возникла тихая муть, слабые белесые тени. Туман, окутавший берег, колебался, мягко катился к воде, свивался, путался в древесных ветвях. В тумане возникали невнятные фигуры и образы. Есаул обостренным зрением ночной птицы всматривался в близкий берег, и его взору открывались странные, полуразрушенные балюстрады, покосившиеся постаменты, накрененные памятники. Серые, мучнистого цвета, пионеры отдавали салют проплывавшему кораблю. Алебастровые физкультурники подымали весла, толкали ядра, метали копья. Летчики в комбинезонах указывали в небо, наблюдая полет самолетов. Ученые, распахнув фолианты, уперев в чертежи циркули, делилисьс миром своими открытиями. Солдаты в остроконечных шлемах застыли, примкнув штыки, неся бессменную вахту.

Туман делал фигуры блеклыми, подвижными, зыбкими. Это были символы исчезнувшей эры, герои минувшей эпохи. Травяные берега канала хранили в себе бесчисленные могилы строителей. Древесные корни оплели скелеты невольников, кости безвестных мучеников. Скульптуры украшали могилы, были слеплены из костной муки цвета серой известки, мутной барачной побелки. Все они были с изъянами, несли следы разрушения. Пионер отдавал салют железной, торчащей из плеча арматурой. Метательница диска была без головы. Солдат со штыком стоял на одной ноге и вместо шинели был облачен в металлическую сетку. Ученый был лишен торса, вместо которого чернел штырь. Фигуры были скелетами. Корабль окружали скелеты эпохи, и от этого зрелища Есаулу стало не до себе.

Скелеты шевелились, выходили из зарослей, толпились на берегу. Казалось, они тянут к кораблю железные протезы, простирают проволочные ладони, обращают развалившиеся головы и прогнившие лица. О чем-то беззвучно умоляют, просятся на борт корабля. Но их не пускали — из земли, из сырых могил тянулись костлявые руки, взирали черепа и пустые глазницы. Одни скелеты удерживали другие, сбивали с них штукатурку, обгладывали известь, обнажали ржавые штыри и крюки. Корабль проплывал мимо кладбища, где совершалась битва скелетов.

В тумане над деревьями возникла блеклая тень. Огромно, прозрачно, не касаясь земли, прошла над каналом. Вождь в военной фуражке, в долгополой шинели проплыл, как туманный свиток, исчез в полях за Дмитровом.

Есаул вернулся в свою строгую, пуританскую каюту уставленную телефонами, за каждым из которых притаилась дремлющая мощь государства. Лег в постель. В его закрытых глазах постепенно выцветали видения, как млечное пятно на гаснущем кинескопе. Лобное око в глубокой глазнице начинало набухать, наливаться, словно спелая слива. Медленно поворачивалось, обретая ночное зрение. Он плавно погружался — не в сон, а в видение текущей сквозь темное око воды. Поток струился, переливался, бежал в берегах, как темный лесной ручей, с донными камнями, утонувшими листьями, бурунами вокруг коряг и веток. Внезапно в потоке, в крутящейся заводи возникла стрекоза — трепетала на воде, грудью вверх, прилипла крыльями, шевелила лапками, стекленела шарами испуганных глаз. Он чувствовал ее безгласную жизнь, беспомощность, переполнявший ее страх смерти. Осторожно взял за твердую грудку, отлепил от воды четыре слюдянистых крыла, кинул в воздух. Видя, как ее относит на шуршащих крыльях, как радостно выгибается гибкое тело, стеклянно, благодарно вспыхивают глаза.

Шел вдоль ручья, радуясь тому, что спас стрекозу. Но в следующей заводи, среди бурунов и ряби, увидел еще двух — обе лежали, опрокинутые на спину, не в силах отлепить крылья, шевелили пучками ног, подымали хвосты и снова бессильно роняли. Он стал их торопливо вычерпывать, поддевал пригоршнями, видя, как выливается сквозь пальцы вода, как очумелые, едва живые стрекозы шевелятся у него на ладони, щекочут кожу крыльями. Кинул их в сторону, в заросли. С облегчением подумал, что теперь они спасены, обсохнут и улетят в сквозящие светом вершины.

Через несколько шагов увидел ветку, упавшую в ручей, и за веткой, на мелководье — множество прилипших к воде стрекоз. Одни еще шевелились, били крыльями, выгибали хвосты. Другие бессильно замерли, их кружило течением. Вся заводь была усеяна серо-стеклянными стрекозами, погибавшими от неведомой напасти, одинаковой для людей и животных, соединявшей и тех и других в страдающее единство. Кинулся в воду, погружаясь по щиколотку. Стал выплескивать стрекоз, вышвыривал их на берег, боясь, что плотину из ветки прорвет, и стрекоз унесет слепой поток.