Виктор Ерофеев - Пять рек жизни

ЗОМБИ

Путешествия учат тому, - говорю я Лорочке в ресторане (мы едим вкусных вареных крабов), - что природа красива, а люди глупы. Они обладают бесконечным запасом глупости. Остается либо манипулировать, либо сочувствовать, либо махнуть рукой. Переделать ничего нельзя. Иначе люди разучатся играть социальные роли. Каждый глуп по-своему. В этом разнообразие. Она не верит. Не понимает значение слова stupid. Но когда начинает играть ресторанный оркестр, она, словно в грезе, встает и подходит к сцене и танцует рок так, как никто на Волге его не танцует. В глазах у нее - золотые рождественские пальмы. На лице - вечное Рождество. - Как тебе было там, в притоне малолеток? - Каком притоне? - спросила Лорочка. - Мне Ольга сказала. - Ольга, как все русские, преувеличивает. У них болезненное воображение. - Разве тебя не домогался твой псевдопапочка негр? - Нет. - Но он мне сказал, что спал с тобой. - Спал, но не трахал. Он был добрый, -она всхлипнула. - Кто-то его убил. Плантации, усадьбы, призраки. Призраки по ночам страшно кричат. Страшно кричит и плачет призрак Габи. Люди ходят с ружьями. Много дичи и призраков. Негры совсем другое. Иначе движутся, говорят, смеются, живут. Смеются во весь рот. В них нет мертвечины. При ходьбе шевелят всем телом. Они - глазастые. После всех этих рек я стал к русским относиться более снисходительно. В них все-таки тоже есть что-то живое. Я принимаю решение воскресить Габи. С этой целью еду в Новый Орлеан на старое кладбище. Покойники висят в воздухе в мраморных надгробьях на случай наводнения. Поклоняюсь культовой могиле королевы вуду Марии Л. Три креста, три цента (от меня) и - губная помада (это все, что осталось от Габи) как жертвоприношение. В центральной вудунской аптеке города покупаю специальный воскресительный крем. Жирно намазываю на фотографию Габи. Пятнадцать процентов жителей Нового Орлеана практикуют вуду. По ночам в ночных клубах я слушаю джаз, утром в Cafe du monde пью с Лорочкой "кафе о ле". Она читает брошюру цифровой религии. "Дети - не собаки, - читает она вслух. -Их нельзя дрессировать, не учитывая того, что они - те же самые мужчины и женщины, только не достигшие зрелого возраста". А ты здорово написал! - говорит она. Я стесняюсь. - Это глупость, - говорю я. - Мы в школе не проходили этого слова, -хихикает она. - Может, ты плохо учишься в школе? - Я - первая в классе по успеваемости, но не по поведению. Она забирается ко мне в постель. - Отец, почему ты целуешься так по-старомодному? Я гоню ее прочь. - Двадцать процентов американских отцов спят со своими дочерями, - говорит Лорочка. -Я тоже хочу! -Уйди, несчастье! - Двадцать пять процентов американских гинекологов спят со своими пациентками, говорит Лорочка, возбуждая меня своими коротенькими пальчиками. - Твой хуй сплошной волдырь от дрочки! Противная Габи! - Лорочка, девочка, что ты со мной делаешь! Я завязал! Не надо! Ай! Ты что? Я улетаю. -Улетай, папочка! - Вот так-то лучше, - смеется Лорочка, вытирая о подушку короткие пальчики. - Ну, вылитая мать. Я выхожу на балкон. Чугунные балконы и разноцветные дома - французский квартал в Новом Орлеане, самом живописном городе США. Габи встречает меня на улице перед отелем открытым текстом: - Скажи мне что-нибудь утешительное. Габи - зомби. Она - подрывная зомби. Она заводит наш марафон. Боль и удовольствие. Она дает мне в руки прутик. Вырывает. На песке чертит план. В нем есть своя тонкость. Сила и близость фантазмов. Мы идем по берегу Миссисипи. Здесь, в устье реки, нет холмов, одни доски и океанские корабли, нефть. - Войдите! - закричал помощник капитана истошным голосом. Миссисипи в огне. Горит пароход "Дельта Куин". Кто его поджег? Кому понадобилось уничтожить цитадель цифровой религии? Воскресенье. Я сижу тихо в кресле. В плаще и в шляпе. Курю гаванскую сигару. За окошком щебет новоорлеанских птиц и звон колоколов. Мне кажется, я выпустил Бога из клетки. Габи-зомби писает и какает на постель. Тужится. Работают ее мускулы. Она просит писать ей в лицо. Она выворачивается наизнанку. Она продвигается вверх по шкале удовольствия. Больше всего на свете Габи хочет, чтобы ее любили и чтобы она любила, чтобы была большая, по ее словам, любовь. Не маленькая, а большая. Ей уже по фигу Америка. Она выходит в открытый космос. Я чувствую себя Колумбом. - Это против закона, - говорит моя американская дочь, узнав о воскрешении Габи. - Не берусь возражать. Закон в Америке, - говорю я Лорочке, стоя по колено в мелком Мексиканском заливе, - так формально защищает свободу, что свобода фактически убивается законом. Америка - это очень easygoing страна в предынфарктном состоянии. - Почему ты не любишь меня, если я тебя люблю? - с мукой заявляет Габи. - Папа, - не выдерживает вдруг Лорочка, -почему Габи такая глупая? -Ты сказала: глупая? -Женщина-якорь! - касается сущности дочь. Я хватаю ее и подбрасываю в южный воздух. - Спасена! - закричал я. - Муся моя спасла Америку! - Папочка, ты не горячись, - строго сказала юная американка.