А теперь Гаджибаба Гусейнов пел на слова Физули, и эта песня красноречиво рассказывала о том, что творится в сердце Нухбалы, но во всем поселке никто не знал об этом, никто в поселке об этом даже и не догадывался.
В этот вечер Агабаба, словно постоянно припоминая что-то, не мог найти себе места во дворе и, открыв калитку, вышел на улицу, может, там есть кто-нибудь, с кем можно парой слов перекинуться, хоть немного развеяться, но в этот вечер на Агабабу будто кошка кашлянула, только он вышел на улицу, сразу на него пахнуло сивушным запахом, из-за угла прыгнут Амиргулу и, увидев Агабабу, остановился, покачиваясь, потом сказал:
- Жаль,її тебяїї неїї было,її Агабаба,її сейчасїї яїї наелся верблюжьих кутабов, так наелся - больше некуда! Агабаба произнес:
- Хорошо сделал. На здоровье!
И, сказав эти слова, Агабаба повернулся, снова открыл калитку и опять зашел к себе во двор.
Ясное дело, Амиргулу все выдумал, в этом поселке, да и вообще в этих краях, последнего верблюда зарезали самое близкое двадцать - двадцать пять лет тому назад, и Амиргулу верблюжьи кутабы мог есть разве только во сне - это было совершенно ясно, но неясно было, что же все-таки случилось с Агабабой? Вместо того чтобы радоваться прекрасным словам в письме Агагюля, снова внезапно сжалось сердце, хотя сыновья, что ж, сыновья, они - ничего, растут мужчинами, но вот дочери, дочери опять прошли поодиночке перед глазами Агабабы - и Наиля, и Фируза, и Кямаля, и Амаля, и Дилыпад, и Беюкханум; они посмотрели Агабабе прямо в глаза, и - будто их так уж мало - еще одна готовилась собиралась на белый свет, но откуда он знает, кто будет на этот раз? Девочка или мальчик, ребенок есть ребенок, дело было не в этом. А в чем?
Поселок понемногу засыпал, гасли окна, выключались телевизоры. Вылетели на охоту летучие мыши. Задул легкий ветерок, и этот легкий ветерок, поколыхивая виноградные инжирные листья, слегка отгибал их в сторону моря.
И в ту же ночь Агабаба перед тем, как погасить свет и лечь в постель рядом с Агабаджи, сказал:
- Ладно, делай, как знаешь, только чтоб люди были приличные.
Агабаба сказал эти слова, а про себя вроде усмехнулся - мол, где теперь приличные люди, потом лег в постель, нога Агабаджи коснулась его ноги, и на этот раз он подумал: что еще за разговоры: приличные люди, неприличные люди, в чем дело, что случилось?
Агабаджи вздохнула свободно - у женщины будто камень упал с души - и сказала:
- Да буду я твоей жертвой, Агабаба, большое спасибо!
Через некоторое время храп Агабабы разнесся по всему их двору - и не только по двору. (Однажды их соседка Хейранса пожаловалась женщинам в поселковой бане, что по ночам спать не может из-за храпа Агабабы, и Агабаджи, услыхав об этом, поскандалила с Хейрансой, лучше, мол, думай по ночам о своем несчастном Амиргулу, а какое тебе дело до моего мужа? Но это было давно, и уже давно Хейранса и Агабаджи помирились. И дети, и сама Агабаджи так привыкли к храпу Агабабы, что когда Агабаба не ночевал дома, работал в ночную смену, то есть, когда не раздавался храп Агабабы, они не могли заснуть, будто весь этот дом, этот двор, без головы, без хозяина был уже совсем не их дом, не их двор.)
В летнее время Агабаба и Агабаджи спали в маленькой пристройке, девочкам же стелили палас на веранде. Мальчики с конца весны спали под навесом во дворе, и под этим навесом остался теперь один Нухбала, и Нухбала, как следует поразмыслив о том, что такое любовь, сейчас сладко спал. И уснули все девочки, улегшись рядышком на паласе. Агабаджи думала о своих будущих квартирантах до тех пор, пока не сморил ее сон.
Кумган, стоя под тутовым деревом, навострил уши и, устремив глаза на дыру в нижней части забора, сорвался с места, но заяц оказался проворнее собаки и скакнул в свою нору.
В последнее время, с одной стороны, совхоз на свои поля, с другой стороны, торговцы зеленью, цветами на свои личные участки высыпали столько ядохимикатов, столько удобрений, что зайцы переселились с полей во дворы. Как будто зайцы поняли, что хозяин этого дома, то есть Агабаба,- человек, живущий честным трудом, с ядами, химическими веществами дела не имеет. Агабаба не носил зелень на базар мешками, в зимние месяцы перед московскими, ленинградскими вокзалами не продавал роз. Агабаба ухаживал за землей в своем дворе по обычаям предков, и овощи с его огорода, инжир, виноград, гранаты, абрикосы, айву, миндаль видела только его семья. Конечно, тут была еще одна сторона, которой зайцы не понимали: прежде всего Агабаба брезговал заячьим мясом, он говорил, что заячьи ноги похожи на кошачьи и, чем есть заячье мясо, лучше пожарить картошку, а с другой стороны, Агабабе казалось, что убивать зайцев и разорять их норы - это все равно что срубить под корень вот это, к примеру, инжировое дерево или айву.
Читать дальше