Илья Крупник - Карусель (Рассказы)

Когда из ванной выглянул с обрезком трубы потревоженный курский «братец» (а это было старое черное колено трубы, что лежало под раковиной после ремонта и напоминало издали газовый пистолет), «певцы» около младенца и обе эти, рядом, увяли, начали, переглядываясь, толпиться к дверям.

Курский «братец», сутулый из-за своего неплохого роста, глядел на них, странно помаргивая за толстыми очками и выставив вперед трубу. А на лестничной площадке появился громогласный, густобородый, как Бармалей, с обвислым брюхом под кумачовой майкой Антошка и, расставив руки и скрючив пальцы, точно собрался ловить кур, пошел на выскакивающих из дверей женщин.

— Надежный дядя, — авторитетно определил «братца» Антошка, разглядывая его оружие, и похлопал законфузившегося «братца» по плечу. — За Марьей Савельевной от-тлично поухаживает! Родственник. Поехали! А вечером Ваве сам позвонишь.

Они приближались уже к незнакомому, какому-то новому зданию с квадратами толстых сияющих стекол, высокому, как небоскреб, завернули, въехали во двор.

Странные были все-таки глаза у надежного «дяди-братца» за очками. Но это лишь мелькнуло и опять сгинуло. «Сами теперь, без меня! Будь вы прокляты, сколько можно…»

Антошка, нагнувшись, звонил в вестибюле по внутреннему телефону на столике у охранника в штатском. Потом передал охраннику трубку, тот слушал, хмуро кивал, сделал знак: проходите.

На каком этаже остановился лифт, он не заметил.

Был казенный безлюдный коридор с бобриковой бесшумной дорожкой, с закрытыми и пока еще новенькими дверьми без табличек. Одни номера. Антошка стукнул в номер 14, сжал своей лапой плечо.

— Я подожду в холле. Вон холл, — мотнул туда головой и двинулся по коридору брюхом и бородой вперед в полупрозрачной курточке поверх майки, а он, стараясь быть абсолютно спокойным, открыл дверь.

— Здравствуйте, Виталий Борисович, — сказал неизвестно откуда мягкий, извиняющийся голос: в небольшом кабинете не было никого. — Ради Бога, извините: меня вызвали. Всего пятнадцать минут. — Откуда — сверху, сбоку?.. — исходил голос, было непонятно: наверно, где-то из динамика. — А вы садитесь за мой стол пока. Садитесь. Чувствуйте себя как дома, устраивайтесь спокойно. Там анкета, заполните коротко, там и все ваши бумаги. Извините меня, ради Бога.

Кабинет был безликий, два стула у стенки для посетителей, разве что сбоку письменного стола полированный столик, на который ставят поднос с чаем и бутербродами на тарелочке, да на правой стене непонятные диаграммы — длинный ватман, прикрепленный, как водится, сверху и снизу к планкам.

Он сел за письменный стол в вертящееся кресло. Поверх бумаг лежал незаполненный листок анкетки, и к ней скрепкой прицеплена была его собственная фотография (давно передавал с Антошкой несколько фотографий).

На снимке глаза у него были выпучены почему-то, а брови сдвинуты, губы стиснуты, и подбородок выставил каменный. Волевой и отважный господин… Когда-то Лена еще мечтала, чтобы отпустил он в будущем этакую шелковистую чеховскую бородку — у него ведь подбородок был маленький. Тому полжизни назад…

Справа очень длинно зазвонил телефон. Он крутанулся в кресле: телефон был только впереди. Справа телефона быть не могло.

Но на столике сбоку стоял теперь красный блестящий телефон и звонил…

Он оглядел кабинет.

Это была совсем другая комната, шторы задвинуты наглухо, горел верхний свет в люстре, а на месте длинного ватмана с диаграммами висело прямоугольное зеркало.

«Так. Первое… Самое первое. Не психовать. Спокойно».

Где он читал, — или, может, слышал?.. — что в Америке так вот проверяют на выдержку, на здравый смысл. «Переняли, суки доморощенные… Ничего. Ни-че-го. Я выдержу. Я все выдержу!»

И снял наконец трубку красного телефона.

— Виталий Борисович, — виновато отозвался тот же голос, — прошу еще раз прощения. Очень меня задержали. Вы даже в другую комнату перешли?

— Послушайте, — сказал он в трубку. — Хватит. Заходите, я вас жду.

Он вылез из кресла, подошел к зеркалу и прикинул. Толкнул его ладонью за край. Зеркало повернулось на шарнирах, и сюда опять вылезли все те же диаграммы. Потом он широко раздернул шторы на окне и потушил верхний свет. А телефон?..

— Телефон тоже переворачивается под столик, — улыбаясь, подтвердил сухощавый, неопределенного возраста человек, останавливаясь в дверях. — Трубка тогда придерживается…

— Мне это не нужно. Может, перейдем сразу к делу?