Илья Крупник - Струна [сборник]

Никакого лекарства не было, и я только смотрел на него и гладил его руку.

Сколько сидели мы так, не знаю. Помню, как прыгнула на ветку над Наней бесшумно серая птица. Она была совсем маленькая, таких я не видел никогда. Потом перепрыгнула выше, вбок.

Наня повернул голову и посмотрел на птицу.

– Ничего, – сказал я и погладил снова его руку. – Скоро пойдем, потихоньку, мы для них исчезли. Мы теперь с тобой для них нечистая сила.

Наня взглянул на меня и скривился. Ему холодно было в его рубахе, и я отдал ему куртку.

Потом медленно – я поддерживал его – мы пошли.

Далеко в стороне от той дороги к Василинову и к больнице был летний спортивный лагерь, домики сейчас стояли наверняка пустые.

По тропинкам сквозь лес мы вышли на открытое место. Впереди текла речка, над ней железный горбатый мост к лагерной ограде.

Ограда была очень высокая, из потемневших досок с заостренным верхом, мост упирался в закрытый вход.

Но это был не мост, а железный скелет. Железные перила и ржавые ребра балок поперечных и косых, на них раньше укладывали настил.

Я поглядел вниз между тонкими балками. На быстрой воде были сплошь круги от водяных мошек.

Очень медленно, медленно, цепляясь за перила, мы перебирались, делая широкие, насколько можно широкие шаги. Подошвами туфель я больно чувствовал острые оконечности балок.

Наконец изо всех сил я толкнул железную дверь в ограде и удержался с трудом, чтоб не упасть: она открылась.

Навстречу мне, обнимая ноги мои, колени, бросился Гриша и заплакал:

– Папа…

За ним неподвижно стояла ведьма. Лицо Алисы было замученное, исхудалое, такое страдающее было у нее лицо, и я протянул ей руку.

Так теперь мы и жили вчетвером за оградой лагеря: леший, ведьма, маленький черт и я.

Транзистор, который был у Алисы, Гриша приспособил – притащил и поставил лестницу – на крыше одного из бараков, дощатых домиков, и мы могли без треска помех слушать местное радио.

Вчера по радио все тот же лектор разъяснил, куда из Дома культуры исчез леший. После семнадцатого октября, дня Ерофея, – объяснил лектор, – лешие проваливаются сквозь землю и появляются, когда растает снег.

Кроме того, по радио сообщили об уголовном деле по факту спонсирования Василиновым ложно-успокоительного сеанса в больнице. Затем передали срочное опровержение: «о вредных слухах» – что якобы в районе лагеря, как распространяет кто-то, еще существует нечистая сила.

И такое опровержение нас успокоило. Теперь уж точно никто и близко сюда не подойдет.

Поэтому до поры жили мы спокойно по принципу: кто живет тихо, тому жить легко.

На лагерном складе, взломав замок, забрали спальные мешки. Варили мы все на костре, установив таган. А воду брали в речке, и Наня заваривал из трав свой любимый чай, крепкий, как наркотик. В кухне лагеря, только мы ею не пользовались, были котелки нужные, ведра и медный старинный чайник.

А в сарае обнаружили картошку в крафт-мешках. Гриша с Наней собирали в траве грибы и попадавшие с деревьев, но не сгнившие почему-то яблоки.

Правда, яблоки эти, грибы и картошка оказались очень непривычными. Яблоки в темноте испускали свет, картошка светилась тоже, а грибы приятно, но не грибами пахли.

Поначалу мы испугались: радиация. А потом махнули рукой, надо же было что-то есть.

Однако Гриша уверял нас и Наню убедил сразу, что не одни рыбы, а и яблоки, картошка и грибы имеют разум. Они специально так привлекают внимание, они хотят нам помочь.

Я же подумал о почве. Испарениях. С одной стороны, все вокруг молодеют, а о том, что было даже недавно, не помнят начисто. У этих яблок, грибов и картошки, как считает Гриша, появился разум. И у велосипеда? – усмехнувшись, подумал я.

А с другой стороны, совсем не у велосипедов… Где разум?

В общем, пока не поздно, надо было уходить. Пробираться скорее, к автобусу выйти, к электричке. Но как?

Мы сидели с Алисой на топчане во втором домике, где ночевала она, и уже не разговаривали, отчаявшись.

Алиса отвернулась, опустив голову, шея тонкая у нее, коса золотистая закручена сзади, спортивные брючки на ней, белый мятый свитер, девочка совсем, грустная.

Но ведь если думать так долго и очень, очень хотеть, обязательно выйдет!.. Я считал всегда, что ум мужской, он стратегический, понимает ясно предпосылки, последствия. А женщина… Она ведь тактик, схватывает быстрей подробности, конкретности…

– Я, – сказала Алиса и обернулась ко мне, – я же влюбилась в тебя сразу, еще на почте. И очень тебя ревновала. Очень…