Илья Крупник - Струна [сборник]

– Едрена лось! – опять кричал Сашка и хлестал кнутом. – Едрена лось…

Телега опрокидывается, наконец, но не в воде, слава богу, и мы под ней с вещами. Выбрались, поставили на колеса. Не пострадали.

Хуже, когда лошадь с горки вдруг понеслась.

– Прыгай! – завопил Сашка, и мы спрыгнули в разные стороны.

Лошадь остановилась внизу, и мы принялись собирать разбросанные пожитки.

– Не ездовая, сволочь, верховая лошадь, – пояснил, матерясь, Сашка. – Вот потому.

Честное слово, никогда до этого и после вот такое подряд, всё подряд, то, что было, мне не приходилось переживать.

Плывем с Кунашира на грузо-пассажирском «505-веселом» пароходе на материк.

Я-то думал, военные годы с «эшелонными картинками» остались в прошлом.

В прошлом… Сверху донизу пароход забит мешками и ящиками. Плачущие дети с мамашами в ватниках, солдаты, гармонный визг, пьяные девки, матросы, которым не хватает только пулеметных лент крест-накрест на груди, рыбаки в болотных сапогах, лейтенанты одинокие и бродячие команды без старшин.

Здесь нет «классов», все живут в твиндеках (верхнем трюме) и на палубах. На трюмах, где лежат вповалку люди и чемоданы, пьют спирт, закусывая кетой и горбушей. Эти народ бродячий – рыбаки и рыбообработчики едут на Сахалин, где (по слухам) еще ловится рыба.

В общем, наше долгое, в четыре с половиной месяца, путешествие кончается.

(Алексей Иванович Шретер потом, до своей кончины, был главным научным сотрудником ВИЛАРа, Мишу Пименова я встретил на митинге на Манежной и еще раз однажды в метро, на бегу, он работал в университете, был он не темноволосый, а совсем седой. Нашего студента Сашу (только он был уже не студент, конечно) и Нину встретил в ЦДЛ, они пришли в кино, они поженились.

Я всех помню. Нам тогда вместе было хорошо.)

10/III – 2015 г.

Туркмения встретила нас дождем. Дождик шел мелкий, как в Москве. Стояли лужи в Красноводске, пыльном, песчаном городе с белыми облупленными домами. Унылый, грязноватый город под туркменским солнцем. Город, памятный многим еще с войны.

Едем с начальником отряда Сашей в автобусе. Вертится в голове песенка их экспедиции. Никак не отвяжется:

Напротив нас в автобусе туркмен в платке, в чалме, очень похожий на кинобасмача. Но вместо халата – брезентовая у него куртка буровика.

А у сидящего рядом с нами старика лицо, словно засохшая глина с глубокими красивыми морщинами.

Вокруг туркменки в разноцветных платьях кормят грудных детей. Да по проходу бегает, не боясь упасть, девочка в красном платке, в малиновой расшитой безрукавке. Подпрыгивают, звенят на безрукавке нашитые монетки, висюльки металлические, медальки, кружочки. Ей хорошо.

Потом мы едем уже на поезде, тянутся за окном горы Куба-Дага. Они как развалины древних крепостей. Пласты горизонтальные песчаника, красноватых мергелей, известняка.

Вершины тоже ровные, горизонтальные. И перерезают это всё вертикальные складки. Мрачная, торжественная красота. Как лицо старика-туркмена.

Джебел невзрачный, в общем-то, поселок. База экспедиции КЮГЭ – комплексной южно-геологической экспедиции.

Невзрачный… Только на обычных крышах блестят какие-то металлические сигары, словно макеты подводных лодок. Что это?…

На крыльце ближнего дома под навесом одинокая фигура молодого человека в одних брюках, без рубашки, худенького, но мускулистого. Студент, старший коллектор Юра. Остальные в «поле», но скоро, объясняет, должны прибыть.

Ветер, жара. Ветер кружит, вздувает вверх какие-то белые бумажки. А «сигары» на крышах, – поясняет Юра, – это емкости для горючего, использованные с реактивных самолетов. В сигарах – вода.

Мимо, близко – я вижу в просветах за домами – идут лошади, закутанные в попоны-одеяла. От жары. На лошадях туркмены в громадных бараньих папахах. По ветру шерсть на папахах развевается. Блестящие, прокаленные до синевы лица людей.

Все уже в сборе. Отряд на грузовике вечером выезжает в «поле».

У меня температура и болит живот от здешней непривычной воды.

Юра усаживает меня перед ведром, полным красной водой от марганца. Надо выпить всё ведро. Так лечат. И я пью кружку за кружкой. Иначе поехать со всеми не смогу. Юра мой спаситель.