Вот так я начинаю влюбляться. В такие вот незначительные мелочи. Они-то и осложняют мне жизнь. Разве тут поешь? Бред какой. Не могу же я просто жевать свой завтрак, когда напротив сидит она. Два парня, которые вычавкивают ей комплименты. Трудно, очень трудно. Что же мне?.. Но уже слишком поздно. Я втюрился, втрескался по уши.
— Как тебя зовут? — спрашиваю я.
— Фанни, — говорит она, а я называю ей свое имя и имя Микро, и она не спрашивает, почему его зовут Микро.
Она лишь говорит:
— У меня тоже раньше была такая куртка, новая, но воняла, как шарик против моли. Если видишь человека в такой куртке, сразу понимаешь, что он ее не снимет до тех пор, пока она не перестанет вонять, а потом уже и вовсе не снимет, потому что слишком к ней привык.
Такую вот бесконечную фразу она произносит, при этом улыбается, и кусает кекс с черничным джемом, и немножечко чавкает.
Микро вообще не носил эту куртку в то время, когда она еще воняла. Об этом за него позаботился покойный Оливер. А он думает, стоит ли ответить, что он не носит куртки, и что просто я засунул его под душ, и черт знает, что там у него еще за мысли в голове пронеслись за те две секунды, по прошествии которых он вгрызся в свой бутерброд. Теперь все жуют. Я — совсем немного, потому что я ведь есть не могу. Я должен на нее смотреть. Не уходи, мышонок, думаю я. Да что же я такое делаю? Не могу же я таращиться на нее, словно окаменевший и с пересохшим ртом, в который еда уже не лезет.
Я иду к бараку. Говорю, что хочу взять еще что-нибудь, апельсиновый сок или еще чего… Но иду я потому, что не могу ничего съесть. У Фанни хороший аппетит, и она ест свои кексы. И при этом смахивает волосы с лица. Как тут вытерпишь, думаю я, и решаю для начала оторваться с другой, чтобы чуть-чуть остыть.
Пригодилась бы сейчас такая девка, которая мне не слишком по нутру, но с которой можно наскоро перепихнуться, а затем, уже успокоившись, вернуться к столу. Тогда, может, и фраза какая-нибудь найдется, и я смогу произнести ее — что-нибудь совершенно нормальное, чтобы наша с Фанни история как-нибудь да началась. Расслабиться, сперва все прощупать, разогреться.
Мне вспоминается Жан Жене с рассказом об одном бейсболисте, который перед игрой всегда ходил дрочить в туалетную кабинку. Чтобы спокойным быть, говорит он, чтобы рука была тверже, да и вообще, для пущей крутости. Умно. Но для меня это бред полнейший.
Я влюблен. Это так сексуально, что у меня наверняка не встанет. Мне плохо. Я далек от всякой наготы. Еда. Разговоры. Секс. Я замкнулся в себе, герметический шар любви, который бросила мне Фанни и который прыгает теперь, как большой резиновый мяч от одной стены к другой.
Внутри расставлена еда, а я через окно наблюдаю, как болтают Фанни и Микро. В динамиках булькает бессмысленная музычка, и я сажусь на стул у буфета и курю. И размышляю. Внутри меня неприятное волнение, как к глотке подступает углекислота. «Как я снова так вляпался?» — задаюсь я вопросом. Видно, слишком много любовной жидкости скопилось. Чаша опять наполнилась до краев и — БАХ, — последняя капля.
Недоглядел. И теперь вот готов лопнуть. Как будто «Е» наглотался, от которого взрывается вдруг мешок, полный глупого и теплого ощущения вселенского счастья, которое заливает все вокруг. Мне стоило бы почаще влюбляться, тогда, может, обойдется без таких перегибов. Я уже весь дрожу. Сижу на стуле и трясусь. Наверное, следовало Е-шку принять перед выходом.
Вообще, побольше Е-шек. Я всегда задавался вопросом, влияет ли большое количество Е-шек на объемы мешка для жидкости счастья, потому что его надо постоянно опустошать и снова наполнять. Оттого и глупо кидать в него Е-шку за Е-шкой, если он пуст. Ведь не может же человек блевать при пустом желудке. Может, следует блевануть? Выблевать из себя любовную жидкость? Но она уже везде. Этот яд бьет по мозгам, словно наркотик.
Тут и пара заблаговременно принятых Е-шек мало что дала бы. Е-шки противные. Счастье на пустом месте. Гадость, и все лишь для того, чтобы целое поколение могло хорошенько оттянуться. Ну не чушь ли? Чтобы стать счастливым, нужен повод, детонатор. Например, любовь с первого взгляда. И то, что из нее вытекает: драма, счастье, скука — все имеет свои последствия. Е-шка же просто перестает действовать, и тебе сразу кажется: «Я так несчастлив, но почему?»
И все-таки следовало проглотить хотя бы одну — для храбрости. Тогда сейчас я был бы несчастлив и разбит, но лучше подготовлен. Ну вот, я стал рабом собственной химической лаборатории, и высвободившаяся внутри меня субстанция сотрясает все мое тело. Неприятная, судорожная эйфория. В буфете есть кофе и апельсиновый сок. Кола.
Читать дальше