Сергей МАВРОДИ - Искушение. Сын Люцифера

Но чем дальше, тем всё мрачнее и мрачнее они становились. Последние же — это вообще какой-то непрекращающийся ужас! Какие-то тёмные бездны человеческой психики. И заглядывать страшно, и оторваться невозможно!

Почему? С чем это связано?

П (после долгой паузы): Я расскажу Вам сейчас одну сказку. Притчу. Жил-был на свете один человек. Самый, что ни на есть обычный — ну вот, как я. Я ведь тоже писать начал очень поздно. Вы, наверное, знаете?

В: Да, да, конечно! И сразу же такие гениальные, абсолютно зрелые вещи! Вы как будто взялись из ниоткуда!

П (с кривой усмешкой): Ну, не совсем так. Не совсем из ниоткуда. Я вообще-то писал и раньше…

В (с огромным изумлением): Вы писали и раньше??!!

П (с той же усмешкой): Д-да… Пописывал. Было дело… Правда, под другой фамилией. Под псевдонимом.

В (с еще большим изумлением): Но почему же об этих Ваших произведениях никто ничего не слышал!?

П (неловко усмехаясь): Потому что они ничего не стоят. Они бездарны. Мукулатура! Мусор. Обычная графомания.

Да-с… Впрочем, сейчас это уже не важно.

Ну так вот. Продолжим лучше нашу сказку. Итак, жил он себе жил, колготился, бился как рыба об лед, а всё без толку! И наконец не выдержал, разодрал на себе одежды и возопил громким голосом:

«Господи! Ну почему, почему я такой несчастный и бесталанный?! Ну, сколько же можно!? Смилуйся, Господи! Сжалься! Помоги мне! Сделай меня талантливым!»

И сжалился над ним Господь и послал к нему Своего ангела. И явился к нему тот ангел и сказал:

«Радуйся! Услышал Господь твои молитвы. Станешь ты теперь талантливым. Даже гениальным. Сверхгениальным! Писателем, каких еще свет не видел! Да будет так!

Отныне твоими устами будет говорить сам Бог. Иди, неси людям свет, добро, правду. Открой людям свою душу. Никто не сможет противиться силе твоего слова!»

(Писатель замолчал.)

В (тихо, во все глаза глядя на горько улыбающегося каким-то своим мыслям Писателя): И что же было дальше?

П (всё так же горько улыбаясь): А что было дальше? Человек, естественно, начал писать. Поначалу на душе у него было светло и радостно, и книги получались светлые и радостные. Полные добра, света и положительных и чистых героев и героинь.

Но человек ведь не бог и не ангел. В нем всего понамешано. И добра, и зла. В душе у него есть не только светлые стороны, но и темные. Разные тайные мысли и мыслишки, порочные желания. Когда первая эйфория прошла, темная сторона ожила. И человек вдруг с ужасом обнаружил, что не может и о ней не писать. Его гений стал его проклятием. Он не мог не писать. Не выворачиваться публично наизнанку. Не открывать людям свою душу.

А что там было, в этой душе?.. В мелкой душонке обычного, заурядного, мелкого человечишки? Такие мелкие же мыслишки и желаньишки. Грязь и слякоть.

Все-таки талант, гений не на пустом месте произрастают. Не на пустыре. Это неотъемлемая часть личности. А тут взяли и курице дали крылья орла. А зачем они ей? Куда ей летать на них по своим куриным делам? Она как копалась в навозе во дворе, так и копается. А крылья ей только мешают. И выставляют ее к тому же на всеобщее посмешище. Поскольку на них, как выяснилось, еще и летать обязательно нужно. Парить в небесах. Чтобы все на эту глупую кудахтающую курицу снизу любовались. Как она там парит. Во всей красе.

Орлиные крылья только орлу нужны. Но нельзя же просить, чтобы тебя вообще в орла превратили! Это все равно, что о смерти просить. Это ведь уже не ты будешь. А нечто совсем другое. Орел. Совсем другая птица. В которой нет ничего твоего, ничего куриного.

В (еще тише): И потом?..

П: Сначала начались проблемы с женой. Когда он впервые описал свои мужские сексуальные фантазии. Поскольку по силе воздействия это была уже даже не литература, а реальность, сверхреальность! как и было обещано ему ангелом — а жена почти никак не отреагировала, он заподозрил, что она его не любит. Ведь фактически он изменил ей на ее глазах! Сексуальные сцены были описаны очень ярко. А ее это как будто и нисколько не тронуло…

В (перебивая): Да, у Вас тоже очень сильные, честно говоря, описания сексуальных сцен. Я как раз собиралась об этом потом у Вас спросить. Как Вам это удается?

П (равнодушно): Ну, это очень просто. Я просто образно представляю себе эту сцену и потом тщательно её описываю, максимально подробно фиксируя детали. Этакий репортаж с места событий. Словесная живопись, словопись.