Кристофер Прист - Престиж

Все решения такого рода диктовались Конвенцией, но в данном случае это было простой формальностью. Олив не замедлила перебраться ко мне в Хорнси. Там она и осталась, там живет и поныне.

До ее признания, которому суждено было изменить всю мою жизнь, оставались считанные недели.

В конце 1898 года у меня сорвался один ангажемент, поэтому между представлениями «Нового чуда транспортации» возник недельный перерыв. Я лишь однажды наведался в мастерскую, а все остальное время провел вместе с Олив в Хорнси, наслаждаясь домашним уютом и чувственными радостями. Мы начали отделывать квартиру и купили кое-что из хорошей мебели, благо успешные выступления в престижном мюзик-холле «Иллирия» принесли ощутимый доход.

Накануне окончания этого безоблачного отрезка жизни – через день нас ожидал эстрадный театр «Ипподром» в Брайтоне – Олив сообщила мне убийственную весть. Это произошло поздно ночью, когда мы умиротворенно лежали рядом, готовясь отойти ко сну.

– Послушай, милый, – заговорила она, – я вот о чем думаю: нужно тебе подыскать другую ассистентку.

У меня отнялся язык. До той минуты мне казалось, что жизнь наконец-то достигла желанного равновесия. Я обзавелся семьей. Обзавелся любовницей. С женою жил в доме, с любовницей – в квартире. Я не мог нарадоваться на детей, обожал жену, пылал страстью к любовнице. Моя жизнь разделилась на две части, которые никоим образом не пересекались; одна сторона не подозревала о существовании другой. Кроме всего прочего, моя возлюбленная работала у меня ассистенткой и была в этой роли совершенно прелестна и обворожительна. Она безупречно справлялась со своими сценическими обязанностями, а благодаря ее эффектной внешности мои представления, несомненно, приобрели еще большую популярность. Я, как говорится, своего не упускал. И вот одна-единственная фраза грозила перечеркнуть все достигнутое, ввергнув меня в бездну отчаяния.

Заметив мое состояние, Олив сказала:

– Мне давно пора снять камень с души. Но дело не так плохо, как тебе кажется.

– Думаю, хуже некуда.

– Ну, если ты услышишь только первую половину, то согласишься, что бывает и хуже, а если наберешься терпения и выслушаешь меня до конца, тебе сразу станет легче.

Вглядевшись в ее лицо, я упрекнул себя за невнимательность: Олив выглядела странно взволнованной. Дело явно принимало серьезный оборот.

Ее рассказ обрушился на меня лавиной и очень скоро подтвердил мои наихудшие опасения. От услышанного я похолодел.

Олив начала с того, что хочет уйти со сцены по двум причинам. Во-первых, она работала на подмостках не один год и просто-напросто устала. По ее словам, ей хотелось сидеть дома, оставаться моей возлюбленной и радоваться моим успехам со стороны. Она обещала повременить, покуда я не найду ей подходящую замену. Это еще полбеды. Но, как она предупреждала, имелась также вторая причина. И заключалась она в том, что Олив подослал ко мне некто, задумавший вызнать мои профессиональные тайны. Это был…

– Энджер! – вскричал я. – Тебя подослал Руперт Энджер?

Она не стала отпираться, но, увидев мою ярость, поспешно отодвинулась на безопасное расстояние, а потом разрыдалась. Я лихорадочно пытался вспомнить, о чем рассказывал ей сам, какую аппаратуру она видела за кулисами и на сцене, какие секреты могла вызнать или разгадать и что успела сообщить моему врагу.

На какое-то время я перестал воспринимать ее слова и утратил способность к объективному, логическому мышлению. Впрочем, Олив только всхлипывала и умоляла выслушать ее до конца.

Этот бессмысленный, удручающий разговор длился часа два, если не три. К полуночи мы окончательно зашли в тупик и нестерпимо захотели спать. Выключив свет, мы опустились на подушку рядом друг с другом; даже это страшное откровение не смогло в одночасье переломить наших привычек.

Но сон не приходил; лежа в темноте, я пытался найти решение, однако мысли бешено метались по замкнутому кругу. Потом из темноты прозвучал голос Олив, тихий, но настойчивый:

– Неужели ты не понимаешь, что, будь я шпионкой Руперта Энджера, ты бы не услышал от меня ни слова? Да, мы с ним были близки, но он мне осточертел, да еще начал ухлестывать за какой-то девицей, и это меня доконало. У него навязчивая идея – как бы тебе насолить; мне стало невтерпеж, и я сама затеяла всю эту историю. Но когда я познакомилась с тобой… все мои представления перевернулись. Ты совсем не такой, как Руперт. Дальше тебе известно; ведь у нас с тобой все было всерьез, правда? Руперт по-прежнему надеется, что я за тобой шпионю; правда, теперь до него наверняка дошло, что по доброй воле я не стану на тебя доносить. Но пока я работаю с тобой, он не оставит меня в покое. Поэтому я и хочу уйти со сцены, спокойно жить в этой квартире, жить с тобой, Альфред. Знаешь, я чувствую, что полюбила тебя…