Альберто Моравиа - Римлянка

Но на искаженном лице Астариты было написано разочарование, смешанное с дикой злобой.

— Арестовали, говоришь? — резко произнес он. — Диодати стрелял в агентов и убежал… один из агентов при смерти лежит в больнице… теперь, если его поймают — а его, разумеется, поймают, — я уже не смогу ничем ему помочь.

Я так и застыла от удивления. Я же сама разрядила пистолет Мино, хотя он мог зарядить его снова. Но тут же меня захлестнула огромная радость, и эта радость, как я заметила, была вызвана самыми различными чувствами. Я была рада узнать, что Мино на свободе; меня радовало известие, что он убил агента, на что в глубине души я считала его неспособным, и это в корне меняло мое представление о характере Мино. Я удивилась тому, что отчаянный поступок Мино наполнил мою душу, которой раньше было чуждо всякое насилие, ликованием и каким-то воинственным пылом; такое же непреодолимое удовольствие испытывала я в свое время, когда мысленно рисовала картину преступления Сонцоньо, но на сей раз к удовольствию примешивалось своего рода моральное оправдание. Далее я подумала, что скоро разыщу Мино и мы вместе убежим и скроемся, быть может, даже уедем за границу, где, как я слышала, политические эмигранты находят убежище; и сердце мое наполнилась надеждой. И еще я подумала, что, пожалуй, для меня и впрямь начиналась новая жизнь, и обновлением этим я обязана мужеству Мино, которому была благодарна и которого полюбила еще сильнее, Астарита тем временем взволнованно шагал взад и вперед по комнате, иногда останавливался возле стола и перекладывал с места на место какие-то бумаги. Я сказала спокойным тоном:

— Должно быть, когда его арестовали, он набрался храбрости, стал стрелять и бежал.

Астарита остановился, посмотрел на меня, и лицо его исказила злобная гримаса.

— А ты довольна, да?

— Он правильно сделал, что убил агента, — откровенно заявила я, — тот ведь хотел отвезти его в тюрьму… и ты бы на его месте поступил точно так же.

Он резко ответил:

— Я политикой не занимаюсь… а тот агент исполнял лишь свой долг… у него есть жена и дети.

— Раз он занимается политикой, — ответила я, — то, видно, на это у него есть свои причины… а агент должен был понимать, что человек готов на все, лишь бы не попасть на каторгу… значит, он сам виноват.

Я была спокойна, ибо мне казалось, что я вижу, как Мино свободно разгуливает по улицам города, и я предвкушала ту минуту, когда он позовет меня гуда, где скрывается, и я увижу его снова. Мое спокойствие, казалось, бесило Астариту.

— Но мы его найдем, — вдруг заорал он, — неужели ты воображаешь, будто мы его не найдем?

— Не знаю… я просто рада, что он бежал, вот и все.

— Мы его найдем, и тогда, уж поверь мне, он так дешево не отделается.

Помолчав минуту, я спросила:

— Знаешь, почему ты так разозлился?

— Ничуть я не разозлился.

— Потому что если бы он был арестован, тебе бы удалось сделать великодушный жест, облагодетельствовать меня и его… а он сбежал… поэтому-то ты злишься.

Он раздраженно пожал плечами. Зазвонил телефон, и Астарита с облегчением схватил трубку, как человек, готовый воспользоваться любым предлогом, лишь бы прекратить неприятный разговор. После первых же слов я увидела, как злое и мрачное лицо его вдруг просветлело подобно тому, как в непогожий день случайный луч солнца внезапно освещает все вокруг; и эта перемена, сама не знаю почему, показалась мне дурным знаком. Телефонный разговор продолжался долго, но Астарита отвечал только «да» и «нет», и я не понимала, о чем шла речь.

— Очень сожалею, — сказал он, положив трубку, — но первое сообщение по поводу ареста того студента оказалось неточным… полиция для надежности послала агентов и к нему и к тебе домой… они рассчитывали таким образом схватить его наверняка… и действительно он арестован в доме вдовы, у которой снимал комнату… у тебя же агенты застали какого-то невысокого блондина, говорящего с южным акцентом, который, увидев полицейских, отказался предъявить документы, а начал стрелять и скрылся. Сперва подумали, что это и есть тот студент… но, очевидно, это был кто-то другой, у кого свои счеты с правосудием.

Я почувствовала, что вот-вот потеряю сознание. Итак, Мино в тюрьме; а в довершение ко всему Сонцоньо теперь убежден, что это я на него донесла. Любой на его месте подумал бы то же самое: я убежала из дома, а затем явились агенты. Мино сидит в тюрьме, а Сонцоньо разыскивает меня, желая отомстить. Я была настолько ошеломлена, что смогла только прошептать: