Альберто Моравиа - Римлянка

— Я хотел прийти раньше… да не мог… но я все время думал о тебе.

— Что же ты думал? — машинально спросила я.

— Что мы созданы друг для друга. — Он остановился, держа жилет в руках, а потом многозначительно добавил: — Я даже решил предложить тебе одну вещь.

— Какую?

— У меня есть деньги… давай поедем вместе в Милан, у меня там куча друзей… я думаю приобрести гараж… и там в Милане мы сможем пожениться.

У меня внутри словно бы все оборвалось, и я почувствовала такую слабость, что закрыла глаза. Впервые после Джино мне предлагали выйти замуж, и это предложение мне делал Сонцоньо. Я так мечтала о нормальной жизни с мужем и детьми, и вот теперь моя мечта могла осуществиться. Но эта нормальная жизнь сводилась к простой видимости, по сути же такая жизнь была бы ненормальной и безобразной. Я чуть слышно произнесла:

— Как же так? Мы почти не знаем друг друга, ты меня видел всего один раз…

Усевшись рядом со мною и обняв меня за талию, он сказал:

— Ты знаешь меня лучше всех… знаешь обо мне все.

Я подумала, что он, наверно, взволнован, так как хочет выказать мне свою любовь и ждет от меня взаимности. Но возможно, все это мне только почудилось, потому что внешне он никак не проявлял своего чувства.

— Я ничего о тебе не знаю, — тихо отозвалась я, — знаю только, что ты убил человека.

— А кроме того, — продолжал он, как бы разговаривая сам с собой, — я устал жить бобылем… когда человек один, он рано или поздно натворит глупостей.

После короткого молчания я промолвила:

— Так, сию минуту, я не могу сказать тебе ни да ни нет… дай мне время подумать.

К моему удивлению, он согласился, процедив сквозь зубы:

— Что ж, подумай, подумай… мне не к спеху.

Потом встал и снова принялся раздеваться.

Меня особенно поразили его слова: «Мы созданы друг для друга», и я все раздумывала, уж не был ли он прав. За кого же теперь я могла рассчитывать выйти замуж, как не за человека вроде Сонцоньо? И разве нас с ним не соединяли мрачные, такие страшные узы, существование которых я почти физически ощущала. Я поймала себя на том, что, горестно покачивая головой, тихо шепчу: «Бежать, бежать». Звонким голосом, от которого мой рот наполнился слюной, я произнесла:

— В Милан… а ты не боишься, что тебя будут искать?

— Я ведь просто так сказал… они даже не подозревают о моем существовании.

Внезапно слабость, охватившая меня, исчезла, и я почувствовала себя сильной, полной решимости. Я поднялась, сняла пальто и повесила его на вешалку. Затем по привычке заперла дверь на ключ, а потом медленно направилась к окну, чтобы притворить жалюзи. После этого, остановившись перед зеркалом, начала расстегивать платье, но тотчас же остановилась и повернулась к Сонцоньо. Он сидел на краю постели и, нагнувшись, расшнуровывал ботинки. Стараясь говорить обычным голосом, я произнесла:

— Обожди минутку… ко мне должен был прийти один человек, пойду предупрежу маму, чтобы она его не пускала.

Он ничего не ответил, да и не успел. Я вышла из комнаты и, закрыв за собой дверь, пошла к маме в мастерскую.

Мама возле окна шила на машине. С некоторых пор, желая как-то скоротать время, она снова взялась за работу. Я быстро прошептала:

— Позвони завтра утром Джизелле или Дзелинде, я буду там…

Дзелинда сдавала комнаты в центре города, куда я иногда приводила своих клиентов, и мама была с ней знакома.

— Почему?

— Я ухожу, — продолжала я, — когда этот человек, который сейчас в моей комнате, спросит тебя обо мне… скажи, что ничего не знаешь.

Мама смотрела на меня, открыв рот, а я сняла с гвоздя облезлую меховую жакетку, которую давно уже не носила.

— Главное, не говори ему, куда я ушла, — добавила я, — а то он чего доброго убьет меня.

— Но…

— Деньги лежат на обычном месте… я прошу тебя, молчи и позвони мне завтра утром.

Я быстро вышла, на цыпочках пробралась через прихожую и спустилась по лестнице.

Очутившись на улице, я бросилась бежать. Я знала, что в это время Мино дома ужинает, и мне хотелось повидать его, прежде чем он уйдет куда-нибудь со своими друзьями. Я добежала до площади, села в такси, назвала адрес Мино. Пока машина мчалась по улицам, я внезапно поняла, что я убегаю вовсе не от Сонцоньо, а от самой себя, так как смутно чувствовала, что меня влечет его сила и жестокость. Я вспомнила пронзительный крик ужаса и наслаждения, который вырвался у меня, когда я единственный раз лежала в объятьях Сонцоньо, и я поняла, что в тот день он навсегда подчинил меня своей воле, чего до сих пор не удавалось сделать ни одному мужчине, даже Мино. Да, я не могла не согласиться, что мы действительно созданы друг для друга, но мы были как человек и пропасть, на краю которой кружится голова и темнеет в глазах и которая все-таки манит человека в свою роковую бездну.