Андрей Рубанов - Готовься к войне

— Нормально.

— Жаров не звонит?

— Звонит, — четко ответила девушка после паузы. — Каждый день. Вчера вечером звонил… И сегодня утром — тоже.

— Ах вот как, — сказал банкир и ощутил в горле сухость. — Расскажи о нем. Что-нибудь. А то мы с ним давно не виделись.

— У него все отлично. Он наслаждается жизнью.

Банкир помолчал. Опять попробовал повернуть голову — шея не подчинилась.

— Алиса, зачем ты так со мной?

— Как?

— Жаров разбился. Сегодня ночью. Сейчас он в больнице. В тяжелом состоянии. Он не мог звонить тебе сегодня утром. Он, может, вообще никогда тебе не звонил. Или звонил, один раз, для забавы… Зачем ты меня обманывала?

— Чтобы посмотреть, как ты ревнуешь.

— Посмотрела? — Да.

— И что? Интересно было?

— Не в этом дело. Когда ты… ревновал, ты был… самим собой. Настоящим. — Теперь она говорила медленно: подбирала слова. — А не тем… в кого ты себя превратил.

— Тот, в кого я себя превратил, мне нравится. Он хороший малый. Прикольный. Правильный.

— Я рада за вас обоих.

Последняя фраза прозвучала почти враждебно. Как это у них получается, с философским любопытством подумал Знаев. Двадцать семь часов назад эта женщина стонала и покусывала мочки моих ушей, и позволяла делать с собой все, что я хотел, — а сейчас мне боязно даже дотронуться.

— Не вредничай, — попросил он.

— Зачем ты приехал?

— Позвать тебя обратно. Вернись, пожалуйста. Мне без тебя плохо. Вся жизнь к черту летит…

— Из-за меня?

— Не знаю, — искренне сказал Знаев. — Но я чувствую, что, если ты вернешься, все сразу наладится.

— Почему ты на меня не смотришь?

— Шея не крутится.

— Что случилось с Жаровым?

— Авария. Автомобильная.

— И ты, — утвердительно произнесла девушка, — тоже был в этом автомобиле.

— Нет. Меня там не было.

Она вздохнула.

— Вот именно поэтому я к тебе не вернусь. Потому что ты присвоил себе право на обман. А когда тебя обманывают другие — бесишься.

— Я больше никогда тебя не обману. Возвращайся.

— Нет.

— Объясни, почему.

Он все-таки сумел повернуться, всем телом — и тут же увидел ее глаза. Оказывается, пока он сидел к ней в профиль, рыжая сверлила взглядом его висок. А он ничего не почувствовал. Старею, что ли? Или голову отбило?

— Почему… — задумчиво повторила Алиса. — Потому что в это невозможно поверить. В нас с тобой. Ты богат, я нищая. Ты банкир, я никто. Ты поиграешь мной — потом выбросишь. Будь реалистом.

Дожил, — подумал Знаев, не сумев удержаться от горькой усмешки. — Девочка годится мне в дочери — и велит быть реалистом. Ребенок рекомендует взрослому повзрослеть.

— По-твоему, я не реалист?

— Конечно, нет! Ты не принимаешь мир таким, какой он есть. Ты не принимаешь себя таким, какой ты есть. Ты и меня не примешь… А я так не хочу…

Она протянула руку, мягким пальцем провела по царапине на его лбу. По-особенному, без намека на нежность: уважительная, но все-таки дежурная забота женщины, которая вчера с тобой спала, а сегодня решила, что хорошего — понемножку.

— Ты умная, — выдавил банкир.

— Спасибо.

— Ты должна понять, — продолжил он. — Я могу принять тебя такой, какая ты есть. Но… я не могу принять мир таким, какой он есть. Тебя принимаю… а все остальное — нет.

— А твои друзья? Твой ребенок? Твой банк? Твои родители? Их ты тоже не принимаешь?

— Друзья, банк, ребенок, родители — это я сам. А все остальное надо переделать.

— Зачем?

— Улучшить.

— А если у тебя не получится?

— Это неважно.

Она опустила глаза. Нелепый костюм ее не портил.

— Я верю тебе. Но я не верю в нас с тобой.

Она ничего не понимает, с обидой подумал Знаев. Она не понимает, что значит для взрослого серьезного мужчины — мягко сказать, занятого, — вот так приехать к той, которая только вчера сказала «нет», — чтобы попробовать отговорить.

— А в любовь ты веришь? — спросил он.

— Хороший вопрос.

— Знаю.

Алиса невесело вздохнула.

— Да. Верю. Но я не верю, что ее можно найти там… — она показала рукой куда-то вдаль, а лицом изобразила непонимание и пренебрежение. — На твоей территории. Между подвалом с золотом и магазином для войны…

Не трогай мой магазин, хотел крикнуть Знаев, однако промолчал, стиснул зубы. Снова стало его подминать самолюбие, как прошлой ночью на обочине, возле искореженного, готового полыхнуть чудо-автомобиля. Девочка хотела, теперь не хочет — с какой стати я ее уговариваю? Что это за сцена в стиле «богатые тоже плачут»? Дрянь, пошлятина, я теряю время…