Пол Тот - Обратный отсчет

Дом представлял собой современную пирамиду, оду прошлым суеверным эпохам. В нем жила женщина – может быть, дьявол, если правы фундаменталисты, – которая облегчала дорогу в ад, усыпая розовыми лепестками, смазывая ступни зельем, от которого покалывает пальцы ног. С помощью массажа ног избавила бы Адольфа Гитлера от всех его и наших страданий. Я с волнением ждал, что она скажет мне, так как ее предсказания почему-то оправдывались. Я уже говорил, что не верю в сверхъестественные силы – ни в экстрасенсорное восприятие, ни в психотронику, даже в синхронность. Но верю, что Чартриз забрасывает семена в хорошо подготовленные мозги. Семена прорастают, и тут ничего не поделаешь – приходится взбираться на стебли, которые ведут к предначертанной ею судьбе, к событиям, которые она привела в движение толчком ярко-зеленого пальца.

Чартриз вышла в дверь в астральной пижаме с переливавшимися на шелке звездами и планетами. Дотронулась до моего плеча. Всегда умела меня тронуть.

– Я знала, что ты явишься. Птичка предупредила, как в Библии. Покажи ладонь. – Она взяла меня за руку и сразу бросила. – Слишком грязная. Теперь вспомнила, это был черный дрозд. Велел передать, чтоб ты дальше не ездил.

– А кролики что говорят?

– Сарказм – признак страха. Впрочем, я почти не слышу лжи, правда звучит в твоих устах громче. Заходи.

Казалось, будто никакого времени не прошло с момента нашей встречи много лет назад, когда я по рекомендации заправщика с бензоколонки заскочил погадать для забавы и тут же влюбился. Без всякой мистики, простое притяжение обратно заряженных частиц или что-нибудь вроде того. Она прикоснулась ко мне, обняла мальчика и сказала:

– Ш-ш-ш. Все хорошо.

Мальчик слушал. Ему было приятно. Но раньше или позже должен был повзрослеть и понять, что все вовсе не так хорошо. Даже тогда надеялся, что мать-колдунья его переделает.

Помню, как против моей воли она дотронулась до неприкосновенного. Память сопротивлялась прощупыванию. В любом случае, мне быстро осточертел бред собачий с магическими кристаллами, и я ушел, страдая похмельем после нескольких опытов с галлюциногенами, с ощущением, будто меня допрашивали под их воздействием.

Однако первая неделя запомнилась навсегда. Страстно хотелось еще раз ее пережить, свернуться в петле, позволив тем дням навсегда заключить меня в объятия. Это невозможно. Чтобы кто-нибудь понял, что я хочу узнать, он должен понять, зачем мне это нужно, а этого я сам не хочу понимать. Как только приблизятся к моему потайному местечку, игра в прятки закончится. Но меня не поймать. Я бегу слишком быстро.

– Обожди меня там, – велела Чартриз. – Сейчас выйду.

Я нашел садовый стульчик, глядя с него на задний двор с редкими деревьями, который приветливо меня встречал и где можно было увидеть любых животных в пейзаже, словно в каждую тварь вселился сам Иисус, обещая каждому исполнить одно желание.

– Господи, сделай так, чтоб мы больше не охотились друг на друга, – сказали бы животные.

– Дай мне знать все, – сказала бы Чартриз.

– Избавь меня от кожи и костей, – взмолился бы я, – пусть я стану воздушным.

Размягчившись, расслабившись в пух и прах, почувствовал, что моя просьба исполнена, ибо мог дышать, не думая, ни в чем не нуждаясь, ничего не желая. Ничего знать не надо. Чем меньше я знаю, тем лучше. Чартриз вышла из дома с чайником. Я знал, что там не бодрящий чай, а какой-нибудь жидкий наркотик – вероятно, грибной отвар, может быть, ЛСД. Я был все еще пьян, хотя быстро трезвел. Напряженное стремление добраться сюда живым на самокате преодолело интоксикацию. Она села рядом со мной на стул, налила два стакана, один протянула мне.

– Пейот? Псилоцибин?

– Какой недоверчивый. Пей, не бойся.

Она никогда мне ничего плохого не сделает. Специально – не сделает. Мне будет плохо только от озарения. Как сверху, так и снизу.

Я выпил. Сначала вроде ничего не случилось. Но в прежние времена проходил час, прежде чем мир начинал удваиваться и утраиваться, рушились подпорки, поддерживающие небеса, время шло вразнос, произнесенные слова превращались в чистую каллиграфию. Грибной галлюциногенный отвар связывал нас молекулярными связями. Возникала возможность трансмутации. Мы могли расплавить металл, пройти сквозь стены, обменяться телами, сделать все, что угодно. По-моему, в лучшие моменты она вполне могла принять меня за мужчину, отвечающего любым мировым стандартам.

Но пока нас еще двое, разумно обратиться к реальности.