Инна Гофф - Рассказы

«Не тогда ли все началось?» – думал Кульков.

Машина, вырвавшись из городской черты, шла на предельной скорости. Вега, которую слегка укачивало, с видом страдалицы поглядывала на него снизу. Вокруг были уже поля и мягкая зелень озимых, таких свежих рядом с вянущей, усталой листвой придорожных кустов.

Вера Карловна, их классный руководитель, любила Саньку. Она говорила, что из него со временем может получиться великий путешественник или писатель… Хотя по русскому у него была «тройка» и даже имя Нонна он писал с одним «н»… «На память Ноне от Саши Гордеева в день рождения»…

Все это вдруг всплыло отчетливо. Книжка «Маленькие дикари» Сетона-Томпсона, которую он взял у Нонки почитать, и эта надпись. Кульков никогда не бывал у нее на дне рождения…

Домишки Сарбая показались вдали. Вася брезгливо морщился – не любил ездить по грязи. Грязь же вокруг была невообразимая.

– …приходилось бывать, – говорила Нонна. – Я люблю старые города. У них есть свое лицо. Не только у города – у каждого дома… Какие-нибудь купидончики под карнизом или забавный флюгер…

«А может, все началось здесь? – думал Кульков. – Он пришел на ее концерт. Я не пришел, а он пришел. А потом она пришла к нему…»

Кульков вспомнил голую комнату, лыжи в углу. Приемник, занимающий половину обеденного стола…

– Слушай, Гордый, ты ведь был женат, – сказал он, не оборачиваясь. – Ее Люсей звали…

– Разошлись, – отозвался Гордеев.

– А сын?

– Сына забрала…

Кудьков подумал о своем сыне. Такого уже не заберешь! Второкурсник. Стреляет не хуже отца, тоже первый разряд…

Кульков мог представить себе, что разойдется с женой. Тем более, что, ссорясь с ним, Зина часто грозила разводом и сама приучила его к этой мысли. Но он не мог представить себе, что можно расстаться с сыном.

– Зря отдал, – сказал он, не оборачиваясь.

– Это право матери, – отозвалась Нонна. И он вспомнил, что у нее двое. Две дочки. Говоря с ним по телефону, она называла их «мои девочки»…

Село стояло на горке, над самой рекой. Собаки с хриплым лаем, почти попадая под колеса и сталкиваясь в слепой ярости, проводили их в конец улицы, где, чуть на отшибе от общего ряда, стоял крепкий, бревенчатый дом – филиал охотничьей базы. Та, главная, находилась в лесу, вдали от всякого жилья, километрах в ста отсюда. Эта, в получасе езды от города, была под рукой и служила для таких коротких вылазок.

Сторожиха Дуся встретила их на пороге. Сказала, что моторист уже там, под берегом, возле катера.

В избе кипел самовар, столы и лавки были деревянные, стены украшены лосиными и сайгачьими рогами.

От чая Кульков отказался. Он проводил их в другую комнату, где стоял сундук с охотничьим снаряжением. Здесь были стеганые ватные телогрейки-кухлянки, брезентовые плащи, куртки и шаровары. Резиновые и кирзовые сапоги всех размеров с разновысокими голенищами вповалку громоздились под окном. Тут Гордеев и она выбрали одежду по себе. Нонна ушла одеваться к Дусе. Кульков надел свое, привычное, – защитная штурмовка из авиазента и такая же, защитного цвета, фуражка, что-то вроде польской конфедератки.

– Стал похож на человека, – сказал он, одобрительно оглядев Гордеева. – Жарко не будет?

– Будет жарко – сниму, – сказал Гордеев. На нем была черная суконная куртка, надетая поверх свитера, брюки заправлены в сапоги. В кармане куртки он нащупал спичечный коробок и пустую пачку из-под «Лайки»…

Переодевание мало изменило Саньку. В нем только больше проступило то мужское, солдатское, что в нем было всегда.

Зато Нонну нельзя было узнать в стеганой кухлянке и кирзовых сапогах. От прежнего наряда остался на ней только цветастый платок, но и он был повязан как-то лихо, по-новому. И вошла она вразвалочку – не то бригадир в поле, не то прораб на стройке.

– Ай да Нонка! – восхитился Кульков. – Сапоги не трут? Смотри, ходить будешь много!

Они спустились, верней, скатились по крутому скользкому после дождей склону к реке. Вася был уже здесь и беседовал о чем-то с мотористом.

Кульков поздоровался с дядей Мишей и представил ему гостей.

Моторист дядя Миша был, что называется, свой человек. В какие только штормы не попадали! Казалось, еще одна волна, и над ними навек сомкнётся ненасытная Волга.

Дядя Мища был большой, надежный, краснолицый. Держался он независимо и добродушно, не проявляя к гостям излишнего интереса, – перевидал всяких.

– Вода прибыла, – доложил он Кулькову. – На шлюзах сбросили…