Ричард Бирд - Дамаск

Хейзл раздраженно убрала с платья перышко. Спенсер сказал:

– Речь-то ведь не о Уильяме, правда?

– Я думала, сегодня будет необычный день.

В таком случае, мог бы спросить Хейзл Спенсер, почему ты договариваешься о встрече со старым другом? Вместо этого он в очередной раз показал свое невежество в отношениях с прекрасным полом – посмотрел на часы. Меньше чем через час ему нужно забрать племянницу с автобусной остановки, а он до сих пор не купил ей подарок. Ей всего десять, и он не хотел, чтобы она появилась в доме в самый разгар ссоры, тем более, что сегодня у нее день рождения. Поэтому им с Хейзл давно пора выяснить отношения.

– И еще – о ребенке. Что мы будем теперь делать?

Хейзл отвернулась, будто ей просто очень нужно посчитать до десяти. Очень медленно. Она постояла так немного, руки в боки, цокнула языком, сжала губы. И даже пристукнула ногой по полу. Потом обернулась и не мигая спросила:

– Что это за баба – Джессика?

– Кто?

– Мне кажется, ты прекрасно слышал, что я сказала. Кто такая Джессика?

– Никто.

– Уильям так не думает.

– Я не знаю никакую Джессику.

– Перестань, Спенсер.

– Я, правда, не знаю, клянусь.

– Значит, это имя тебе ничего не говорит?

– Ради бога, Хейзл, еще дня не прошло, а ты уже качаешь права.

Он не это имел в виду. Или имел, но не хотел произносить этого вслух. Или он не хотел произносить этого таким образом. Или он вообще понятия не имел, что хочет сказать… Несколько секунд оба молчали. Хейзл ходила взад-вперед, от стула к столу и обратно. Наконец она произнесла:

– Я и не предполагала, что ты такой.

Наступил тот самый, короткий момент, в который они могли бы завершить разговор, сменить тему и не произносить многое из того, что можно сказать, но лучше не произносить никогда.

– Ну-ка – какой, какой?

Итак, для начала можно вспомнить его отвратительную привычку не смотреть на собеседника во время разговора. На втором месте – его своеобразное чувство юмора. Еще ей очень хотелось объяснить ему – очень медленно, так, чтобы он, наконец, понял, что совсем немного нежности было бы как раз к месту, когда люди просыпаются голые в одной постели. К тому же приличный человек после такой ночи не несется сломя голову за противозачаточными таблетками.

– Я думала, ты проще относишься к жизни, – сказала Хейзл, – и что тебе известно: таблетки совсем не обязательно принимать сразу после этого. И паниковать тоже было лишним.

– Я знаю. Я вовсе не паниковал. Я наводил справки.

– И ты поперся с этим в библиотеку? Кому рассказать – не поверят. Интересно, что бы сказала Джессика? Ну, наверное, нашла бы что сказать.

– Ты ведь говоришь совсем не то, что думаешь, – сказал Спенсер, опустив взгляд и с облегчением увидев ноги Хейзл, все еще в его лучших носках.

И все равно, он был совершенно уверен: Джессика никогда бы не поставила его в такое положение. Он уставился на пустой экран компьютера, вспоминая, сколько раз переворачивался и разбивался на гоночной трассе.

– Мне нужно идти.

– Подожди, Спенсер.

– Мне нужно купить племяннице подарок.

– И конечно, тебе известно, что она хочет, – сказала Хейзл.

Спенсер смотрел в сторону и не отвечал, поэтому Хейзл не нашла ничего лучшего, чем добавить:

– Ты, новоявленный специалист по подаркам для маленьких девочек.

– Она хочет лошадку, – сказал Спенсер, не сдаваясь. – Я где-то читал, что все девочки в ее возрасте хотят лошадку.

– И ты, конечно, купишь ей лошадку?

– Конечно, нет. Господи, что на тебя нашло?

– Почему бы тебе не рассказать мне о Джессике?

– А что, ты дала мне сказать хоть слово?

Больше всего Спенсеру захотелось вернуться назад. Сначала он напомнил бы ей о ее легкомысленном поведении в постели. Он вспомнил бы о том, что его бесило в ней больше всего – это ее поведение девчонки из частной школы. Нашла, чем удивить. Он вернулся бы к ее самонадеянности в разговоре с Уильямом – всего через каких-то сорок минут после знакомства. Ну да, конечно, она знает, как ему будет лучше. Напомнил бы ей, как беспардонно надела она его носки и принялась читать библиотечные книжки. Без спроса.

Однако заводить об этом разговор было уже поздно.

– По логике вещей, – сказал Спенсер, – если нам с тобой суждено прожить жизнь вместе, я имею право говорить тебе все, что считаю нужным, так?

– С чего ты взял?

Уголки ее губ дрогнули. Локоны касались плеч. Спенсер заметил их впервые. Он произнес:

– Если хочешь – иди, я тебя не задерживаю.