Исраил Ибрагимов - Колыбель в клюве аиста

― Все равно. Я бы повинился.

― Тебе что? Подсказал ― и до свидания... Обойдусь без советов! ― обрезал Корноухий, взвинчиваясь.

― Эх, ты!

― Ничего я тебе не говорил... ― он поспешно стал пятиться. ― Никакого портсигара не было у меня. Зачем портсигар некурящему? А ты поверил ― уши развесил. Поверил в выдумку...

Корноухий сбежал по ступенькам вниз.

― Стой! Не бойся! Останется между нами ― слышишь, между нами! Стой же, чудак-человек! ― горячо, обескураженный очередным "вывертом" приятеля, тщетно кричал ему вслед Ромка. Корноухий и слышать ничего не хотел. Он выскочил на тропу, почти бегом направился через пустырь...

Корноухий убежал, а Ромка направился следом на территорию детдома. Он шел, не догадываясь, что сейчас, по возвращению его, произойдет событие, которое отодвинет надолго от него детдом. А случилось вот что. Во дворе шла разгрузка старенькой полуторки: подростки стаскивали на землю, а затем относили на кухню большие металлические фляги с молоком, ящики с брынзой. Взамен кузов грузился такими же, но только пустыми флягами. Ромка стоял неподалеку и невольно слышал обрывки фраз шофера, худого, мятого, казалось, с сотнями морщин на лице, шее, со вздутыми синими узлами жил на руках.

― Захотели чего? О масле забудьте, ― говорил он, готовя себе дрожащими руками из обрывка газеты и махорки сигарету.

― Масло у нас идет туда, ― он многозначительно нажал на "туда", ― ни грамма, ни миллиграмма. Чем, говорится, богаты, тем и рады. Выживете и без масла. Брынзы подкинем, ящиков десять, и творожку можно. Молока...

― С молоком не спешите, ― отвечал тому, тоже мастеря сигарету, детдомовский хозяйственник. ― Может быть, что-нибудь взамен привезете. За сто верст везти молоко...

― У нас и своим-то в Карповке ― с гулькин нос. Брынзу дадим.

― Как Карповка?

― Стоит. Есть просит ― суют шиш: мол, слопала мышь... ― говорил незнакомый шофер.

Раз грузка-погрузка полуторки закончилась. Шофер с хозяйственником молча покурили цигарки, побросали окурки на землю, втоптав в глину подошвами сапог.

― Карповка... Карповка... ― зазвенело в ушах Ромки, будто речь шла не об обыкновенном поселке на побережье, а о чем-то неведомом, притягательном.

― Эй, пацан! С книжкой который, ― на Ромку, встав на подножку кабины, глядел шофер, ― открой ворота.

Ромка сунул книгу за пазуху, побежал впереди машины. Бежал, уже обдумывая пришедшую неожиданно в голову затею рвануть из детдома на полуторке. Машина выкатилась со двора, не успела перемахнуть лужу спереди, как Ромка, наспех закрыв ворота, нагнал ее, ухватился за борт, подтянулся на руках и упал в кузов, в просвет между флягами. Лежал долго, не смея поднять голову...

Над головой под перестук фляг дрожали облака...

И вот, почти год спустя после побега из детдома, судьба привела Ромку в избушку Пароходной Тети...

Проснулся он от слабого толчка в плечо. Обернулся и, увидев перед собой человека в милицейской форме, сидящего на табуретке, встрепенулся, присел на краешек топчана. Позади милиционера, приложив пальцы к губам, стояла Пароходная Тетя. Милиционер был стар, редкозуб, усат, с розовым картофельным носом и с узкими глазами-щелочками. Левой рукой он держал за ремешок полевую сумку, правую опустил на Ромкины колени, зачем-то постучал по коленке и сказал, еще более сузив глаза, с ласковой иронией:

― Здравствуй, Гришка...

Ромка метнул недовольный взгляд на женщину, опустил глаза.

― Я не Гришка, ― буркнул он в ответ.

― А кто ты?

― Роман.

― Ромка, значит. Какая разница, Гришка или Ромка? Вставай, Ромка, одевайся.

― Зачем?

― Пойдем.

― Куда?

― Мыс тобой, Ромка, ― сказал с нарочитой мечтательностью милиционер, ― пойдем к тебе домой.

― У меня нет дома.

― А детдом ― не дом? ― милиционер нажал на слово "дом".

― Зачем?

― Как зачем? Жить, учиться. Эх, ты! Как по вашему... ж-жа-воронок! Сезон закончился, Гришка, хватит бегать. Мы сейчас пойдем в отделение, ― он приподнялся с табуретки. ― Ты там чуть-чуть посидишь. А мы побеседуем с начальством. Я попрошу начальника, чтобы свободный от дежурства мильтон отвез тебя в детдом. Начальник не согласится со мной, покачает вот так головой, поковыряет в носу ― нос у него, дорогой, что пещера в горах ― и скажет: "Нет, нет... Ты взял ― ты и доставь". И пойдем мы с тобой, Гришка, на перекресток. Остановлю машину. Заберемся в кузов на тюки и ― айда. Одевайся!

Ромка оделся, взглянул неодобрительно на тетеньку.