Валерий Зеленогорский - Рассказы вагонной подушки

Крюкова пила чай и задумчиво курила. У нее сегодня намечался допрос одного хмыря, дело которого стояло на контроле у зама по следствию.

Хмырь не шел на признательные показания, все надеялся, что прокуратура даст «заднюю» и он выскочит и свалит за кордон. За хмыря уже внесли нужную сумму, но деньги не главное, справедливость и закон должны победить – так считала Крюкова и ее начальники в борьбе с коллегами из следствия. С ними они бились уже несколько лет за право карать и миловать, только в свой карман.

Крюкова зашла в ванную и поправила макияж, посмотрела на себя в голубой форме и осталась довольна собой, а особенно новой звездой, которую недавно получила за раскрытие группы. Дело было громкое, хотя денег Крюкова не заработала – надо иногда и родному государству долг отдать.

Перед уходом на работу она зашла в спальню; там лежал ее заложник, взятый две недели назад из его собственной постели еще тепленьким. Он сопел, накрыв голову подушкой.

Он наказан за преступление против Крюковой, совершенное двадцать лет назад в городе Калуге – жемчужине Центральной черноземной области, как писали в редких путеводителях.

Срока давности за преступления против Крюковой не существовало, пепел мести стучал в ее сердце и достучался.

Крюкова тогда работала в детской комнате и подрабатывала в охране гостиницы, где останавливались гости города и отдыхали бандиты с девушками – в подвальной сауне, самой крутой в Калуге.

Там Крюкова и встретила этого господинчика, который гулял в компании местных авторитетных предпринимателей. Его как потенциального инвестора принимали с большим почетом.

Господинчик был молоденький, очень сладенький, чудо-мальчик с румяным личиком и ноготками в маникюре.

Он уже был изрядно пьян, выходя из сауны, наткнулся на Крюкову, несущую караульную службу на этаже, где был его люкс.

Перед дверью господинчик споткнулся на ухабах ковровой дорожки, оставшейся от времен зрелого социализма, и упал.

Крюкова помнила о гостеприимстве родины российской космонавтики и подняла господинчика, открыла дверь и бережно положила на диван тело.

Уже уходя, она заметила, что господинчик вывернул свою ручку, и она наверняка во сне занемеет. Крюкова бережно положила ручку господинчика на его литую грудь, и тут он очнулся и увидел Крюкову. В искаженном водкой сознании он не заметил ее бутылочных ног и шрама на щеке от удара ножом отчима в седьмом классе. Многого не заметил пьяный господинчик, молниеносным рывком дернул Крюкову к себе на диван, и понеслась кривая в щавель.

Крюкова охнуть не успела, как оказалась в душистых ручках мальчика с румяными щечками. А потом она очнулась и даже не поняла сразу, как все чудно случилось: мальчик уже дрых, она, спешно собравшись, вернулась на пост охранять безопасность постояльцев.

Такого с ней никогда не было. Господинчик был совсем из другого теста. Редкие связи Крюковой с оперсоставом в лице капитана Ряшки на столе убойного отдела не приносили радости.

Всегда спешащий Ряшка брал Крюкову небрежно, как бы делая одолжение, к тому же он был женат. А тут совсем другой случай: к ней, серой птичке, залетел заморский попугайчик, такой волнистый-волнистый.

Утром попугайчика увезли на лакированной бричке в столицу, и он не вспомнил ночного приключения. Он даже любил такие экспромты, когда в командировках ему подкладывали девушек, и он просил их не включать свет и не разговаривать. Такой экстрим ему нравился. Незнакомка возникала в его спальне привидением, ловко сбрасывала с себя покровы, колдовала с ним, а потом исчезала на цыпочках с туфлями в руках, а он засыпал опустошенный.

Крюкова не была привидением, она была офицером МВД двадцати пяти лет, рабоче-крестьянского происхождения, из довольно пышной плоти и крови. Через три недели она стала невпопад блевать, и осмотр гинеколога показал положительный результат: она беременна.

Ряшка был в командировке в горячей точке. Крюкова была беременной от проезжего молодца, симпатичного с лица.

Сначала она хотела оставить плод спонтанной любви, но потом поняла, что одна ребенка не потянет, папу с такими связями она прижать не сможет, только место потеряет.

Не время ей было рожать, ни мамки, ни няньки, только комната в общаге и на книжке одна тысяча долларов на поездку за шубой в Грецию.

Делать нечего, Крюкова сделала аборт, да так неудачно, что с тех пор ей иметь детей стало невозможно.