Кристиан Барнард - Нежелательные элементы

— Прошу вас, профессор, — сказал Глив наигранно бодрым тоном. — И да встретим трудности, не дрогнув! Это здесь, в малой аудитории, не забыли?

Он повел Филиппа по коридору, и тот послушно следовал за ним. Его стройное мускулистое тело в модно сшитом костюме двигалось легко и непринужденно.

Вот оно, подумал Деон. Вот чего раньше не было. Раскованности. Он больше не скован, полностью владеет собой. А всегда был зажатый, угловатый, застенчивый. С годами он приобрел уверенность в себе. Вот что. Но и это не все.

И то, что он не может уловить, в чем состоит это недостающее звено, раздражало, как ноющая зубная боль. Вот оно, ну вот рядом и все-таки ускользает.

Он вспомнил, что должен позвонить. Телефон — у входа в актовый зал. Он невнятно буркнул: «Прошу извинить» — и чуть ли не бегом кинулся к телефону.

Студенты последнего курса, которым Филиппу предстояло читать лекцию, были уже в сборе. Тихий ленивый гул голосов доносился через закрытую дверь. Вот их куда загнали, чтоб не мешались. Особый случай. Нечего тут всяким путаться под ногами, когда первые скрипки пожаловали. Деон иронически усмехнулся при мысли, что и его самого, по-видимому, считают здесь одной из первых скрипок. Интересно, что эти котята в самом деле думают о них — ну, о нем и о Филиппе, о всех других? Вот эти юноши с неопрятными космами и девушки с холодными глазами? Хотя, может быть, сказал он себе, не очень уж все и изменилось. Точно так же, как у всех молодых людей, — нарочитая непочтительность и подсознательное уважение. Он снял трубку, все еще прислушиваясь к гулу голосов за дверью.

Разве что они гораздо уверенней, чем мы были в их годы, подумал он. Больше знают. А больше ли? Может, эта уверенность просто ширма, которой каждое новое поколение отгораживается от критических взглядов предшествующего?

Он заставил себя сосредоточиться и набрал номер детской клиники. А что, может, лучше было бы все-таки имплантировать искусственный митральный клапан? Он умышленно его не трогал: ведь ребенок откуда-то с фермы, какая уж там может быть антикоагулянтная терапия. А может, все равно стоило бы? Нежные створки плохо зарубцевались — явно ревматическое поражение.

Когда на другом конце подошли к телефону, Деон быстро заговорил, рубя слова:

— Питер? Этот митральный клапан, как там дела?

Четкий голос сообщил:

— Он проснулся, Деон. Все пока в норме. Венозное давление десять, в левом предсердии… снизилось до пятнадцати.

— А было какое?

— Двадцать пять. Артериальное давление — семьдесят пять.

— Периферийная циркуляция в порядке?

— Вполне. И я только что смотрел снимок грудной клетки. Явно меньше тень.

— Ну что ж, неплохо. Я на лекции в клинике, если понадоблюсь.

Но и повесив трубку, спокойным он себя не почувствовал. То, что он пропустил, не увидел дефекта межжелудочковой перегородки, лишало его присутствия духа. Он всегда вот так терзался и терял в себе уверенность, если больной умирал, и особенно если оказывалось, что смерть можно было предотвратить.

А можно ее действительно предотвратить? Он уже насмотрелся, какая тоненькая ниточка разделяет успех и поражение, жизнь и смерть.

И тем не менее он должен был обратить внимание на эту венозную кровь. А почему-то не обратил — сознание его отказалось реагировать на этот факт. И вот ребенок мертв.

Усилием воли он заставил себя переключиться на нечто другое, но не менее важное. Питер Мурхед на дежурстве? Так. Что это с парнем последние дни происходит? Надо ему как-то взять себя в руки, собраться. Всегда был одним из лучших хирургов смены. И вдруг — покатился. А все эта стерва — жена. Не иначе, она виновата.

Деон решил вдруг позвонить домой. Но он посмотрел на часы и подумал, что ее наверняка все равно нет дома. Послеобеденная партия в бридж. Или послеобеденное заседание клуба садоводов. Или книголюбов. Или какого-то там еще. Ничего не поделаешь. Они вынуждены развлекать себя сами.

Взгляд его встретился с глазами, слепо устремленными на него из прошлого, из вечности. Бронзовый бюст нес стражу у входа в зал один бог знает сколько лет. Он еще подумал: а интересно, многие ли студенты, да и профессора, если уж на то пошло, знают, кто это? Он тоже один раз посмотрел на бюст — тогда, давным-давно, когда пришел сюда впервые, и с тех пор многие годы ходил мимо, не удостаивая вечность даже мимолетным взглядом. Сейчас он всмотрелся повнимательней в эти пустые глаза и волевой изгиб подбородка. Табличка на постаменте из серебристо-белого камня возвещала любопытствующим, что это Джеймс Рэдвуд Кольер, кавалер ордена «Британской империи», кавалер ордена «За безупречную службу», бакалавр прав, доктор медицины, член Королевского общества врачей, почетный член Королевского общества медицины, первый профессор в означенном университете с 1920 по 1937 год.