Кристиан Барнард - Нежелательные элементы

Деон молчал и был рад, что их «шевроле» бросало из стороны в сторону на плохой дороге: из-за грохота и тряски можно было не поддерживать разговор.

За Длинным холмом, который на самом деле был ничуть не длиннее остальных каменных нагромождений, там и сям нарушавших однообразную пустоту равнины, да и вообще ничем не отличался от других, они вдруг остановились. Отец резко нажал на тормоз, завидев в ограде покосившийся столб и провисшую проволоку, и крикнул, чтобы Янти натянул ее получше.

Они подъехали к насосу. Оказалось, что вышел из строя коренной подшипник и полетело несколько зубцов на главной шестерне. Отец стоял посвистывая, пока они с Янти ковырялись и, пытаясь снять поврежденную шестеренку, осторожно сдвигали ее рычагом дюйм за дюймом. Отец любил машины: чем сложнее и серьезнее оказывалась поломка, тем живее был в нем азарт механика. Оя всегда возил с собой складной стульчик, когда объезжал ферму, и теперь, устроившись на нем между помпой, качавшей воду, и дизелем, принялся орудовать большой отверткой и монтировочным ломиком.

— Пошло, — сказал он наконец и крикнул Янти, навалившемуся на своем конце всей силой, отчего перекосило вал: — Осторожней, ты, бабуин. — Впрочем, без всякой злобы: у машин он преображался.

Янти расплылся в щербатой улыбке и сплюнул в пыль под ноги.

Деону, собственно, нечего было тут делать — разве что время от времени он подавал нужный инструмент, а так — стоял и смотрел через плечо отца, что тот делает. Иоган ван дер Риет снял шляпу, и лоб под ней там, где его закрывала шляпа, оказался иссиня-бледным на фоне выдубленного солнцем и ветром лица. У Деона защемило в груди, когда он увидел, как поредели черные волосы отца.

Отец передвинулся, чтобы поддеть шестеренку снизу. И, подняв голову, поймал взгляд Деона. Забыв, что руки в мазуте, смахнул тыльной стороной ладони пот с лица, и на щеке остался черный след.

— Ну, — сказал он вдруг, — так чему еще они обучили тебя за этот год, кроме как резать тела усопших?

Напряжение исчезло. Они были снова отец и сын и — друзья.

— Гистологии, биохимии, да мало ли чему, анатомии и физиологии, конечно. Еще куче всяких вещей. Есть у нас, например, антропология и теория эволюции видов.

— Эволюции, — протянул отец, точно нашел в этом слове что-то смешное. — Неужели вас учат и этой бессмыслице тоже?!

Деон попытался превратить все в шутку и рассмеялся.

— А как же, естественно! Это же часть науки, разве нет?

— Сказка про то, как человек произошел от обезьян, — наука? Забавная получается наука.

— Все не так просто. Да, это часть науки, причем самая сложная.

— Ну, уж все эти умные профессора, они мастера усложнять, — сухо бросил отец. — Чем больше усложнишь, тем ученей покажешься, так ведь?

— Возможно. Но дело в том, что каждую гипотезу надо научно доказать. И теперь ясно, что все это истина.

— Истина? Это истина? — Он повернулся к Янти: — Постучи со своей стороны зубилом, потом маленьким молотком. Не так сильно.

— Конечно, — сказал Деон.

Отец вскинул на него насмешливый взгляд.

— Истина, потому что профессора тебе сказали?

— Ты не понимаешь. Все доказано, все сходится. Все логично. Ну, как цепь, можно звено за звеном проследить ее всю, от начала и до конца.

— Ладно, ну-ка помоги, — попросил отец.

Они втроем ухватились за тяжелую, всю черную от мазута станину помпы, подняли, передвинули.

— Вот ты мне и объясни, чтобы я понял, — сказал отец. — Но только не забывай, что я простой фермер, так что не очень-то сложно.

Деон стал припоминать, что им говорили на лекциях, чтобы объяснить на примере попроще.

— Ну вот, взять хотя бы морские раковины, — пришла ему вдруг в голову мысль.

Отец непонимающе смотрел на него.

— Раковины?

— Да. Те самые, что у тебя в кабинете. Ну, помнишь, мы собирали их в заливе? Так вот, этот вид моллюсков остался почти неизменным со времен кембрийской эпохи, а с тех пор прошло почти шестьсот миллионов лет. — Он победоносно взглянул на отца. — Почему?

— Профессора, должно быть, очень умные, коль знают, что было и чего не было такую уйму лет назад.

Деон напрягся. Он не любил, когда его высмеивали.

— Если человек не хочет понимать, то никогда ничего и не поймет, — резко сказал он. И тут же добавил, заметив, что брови у отца слегка сдвинулись: — Эти раковины не эволюционировали потому, что их ничто к этому не побуждало. Не менялась среда обитания, не менялись и они. Другие же формы жизни вынуждены были приспосабливаться по той простой причине, что менялась окружающая среда. Иначе бы они не выжили. Это называется процессом естественного отбора.