Максим Кантор - МЕДЛЕННЫЕ ЧЕЛЮСТИ ДЕМОКРАТИИ

б) Хомяк-идеолог. Это хорошо откормленная особь с выпученными глазами, такому хомяку приходится ежедневно доказывать, что хомячья цивилизация идет по пути прогресса быстрее прочих, и что последние достижения превышают достижения предыдущие. Этот тип хомяка горд своей миссией и полагает, что без него цивилизация бы пропала. Хомяки-лидеры обычно держат при себе двух-трех хомяков-идеологов, дают им несложные общественные задания. Хомяк-идеолог привержен визуальным искусствам, участвует в оформлениях парадов. Склонен к преподавательской деятельности. Защечные мешки ярко выражены, имеют форму груши. Роль хомяка-идеолога часто играет самка, ее легко опознать по крупной задней части тела и восторженным выпученным глазам. Данный тип среди ученых носит характерное название «Толстожопая Пучеглазка».

в) Хомяк-интеллигент. Представитель оппозиции — этот хомяк пользуется всеми благами цивилизации, но доволен он отнюдь не всем. Вы всегда узнаете его в толпе, хотя он и боится, что его не опознают. Хомяк-интеллигент всегда немного встревожен: все ли знают, что он профессор, что он не рядовой хомяк, а хомяк, избранный начальством для самовыражения? Он всегда торопится: за день надо обойти все кормушки, и в каждой тебя должны опознать в качестве профессора. А вдруг, пока роешься в одной кормушке, к другой кормушке уже спешит другой хомяк-интеллигент? Обидно и беспокойно. Именно по этим признакам вы и опознаете хомяка-профессора: обильный живот, защечные мешки, обиженный вид, суетливость, трагические глаза. Хомяк-профессор не любит, когда его называют хомяком, он предпочитает, чтобы его называли «профессором». Некоторые хомяки-профессора придерживаются теории, согласно которой цивилизация хомяков есть потенциальная часть медвежьей цивилизации. Степное иго, которое, согласно этой теории, препятствовало хомякам стать медведями, закончилось семьсот лет назад, но хомяки-профессора по-прежнему винят сусликов в том, что хомяки не вполне медведи. Однако даже если еще не все хомяки стали медведями, то хомяки-профессора и хомяки-лидеры уже могут котироваться как полноценные представители медвежьей культуры. Выпушен специальный том исследований «Хомячистый медведь». Познакомившись с этим трудом, любой поймет, что хомяков не следует называть хомяками. Зовите их медведями, и все тут. Данный взгляд немного беспокоит начальство. Хомяки-лидеры недовольны: они хотят, чтобы хомяки были счастливы в своем хомячьем бытии, и не искали иных горизонтов. Впрочем, поскольку хомяк-профессор считает начальство — медведями, это начальству льстит, и оно прощает вольнодумство.

г) Хомяк-бедняк. Многодетное, опустившееся существо, которому никогда не достается вволю корма — но однако он счастлив и горд, что является членом хомячьего коллектива, участником великих хомячьих мистерий. Хомяки-бедняки используются для строительства клеток; лидерам они строят античные клетки, идеологам — клетки в стиле хай-тек, а самим себе построить не могут, не хватает времени. В сущности, им клетки и не нужны: хомяков-бедняков продают на рынке, и вырученные средства пускают на приобретение новой порции корма для стабилизационного фонда хомячества. Хомяк-бедняк — прекрасный товар: он вынослив, неприхотлив в быту, трудоспособен. В социальной жизни хомяк-бедняк используется как учетная единица общественного развития — хомяк-лидер исчисляет запасы своего защечного фонда по количеству хомяков-бедняков, которых данный фонд смог бы накормить. Так что существование бедняков следует считать осмысленным — они, безусловно, стимулируют рыночные отношения и принимают посильное участие в статистике.

Как всякое цивилизованное государство, хомяческое общество регулирует свою социальную жизнь исполнительной властью и властью законодательной. Отличие — радикальное отличие — состоит в том, что хомяческая цивилизация отвергла привычные институты парламента и правительства, как устаревшие и не отвечающие требованиям демократической хомяковости. Хомячья Демократия зиждется на свободном волеизъявлении еще не загрызенных граждан — и на строгом соблюдении интересов лидера. Может ли соответствовать парламентская дискуссия требованиям жизни? Ведь пока ведутся прения депутатов, половина участников собрания может быть уже съедена другой половиной — так целесообразно ли прения начинать вообще?