Аллен Курцвейл - Шкатулка воспоминаний

Также в коллекции Клода имелась группа, включающая звуки разных времен года. Особенно нравились ему исписанные мелким почерком страницы об осени, но больше места занимали летние звуки. Отчасти потому, что сюда входило большинство птичьих «голосов». Такое обилие шумов было весьма трудно записать верно, найти тончайшие различия между некоторыми звуками. Сначала Клод пользовался методами аббата, то есть составлял множество перекрестных ссылок. В группе колокольных звонов он решил использовать условные знаки, принятые в кампанологии [36]для их обозначения. Однако такой подход оказался бессмысленным при записи рева охотничьего рожка или звуков капели, коих он услышал около тридцати штук в пещере Голэ. Нельзя же записывать их как бульк, бууульк или булькк. С птичьим щебетом возникла та же самая проблема. Клод прочитал книгу Бриссона, познакомился с монографией Скололи о крылатых созданиях Тироля и Карниолы. Он пролистал Крамера и даже Рэя. Но все эти книги не предоставили необходимой информации.

В конце концов мальчику пришлось отказаться отусловных обозначений кампанологии и описательных методов натуралистов. С согласия аббата и с его помощью Клод разработал собственную замысловатую систему знаков, в которой присутствовали и пение жаворонка, и раскат грома. Это привело к неожиданному открытию, утешившему Клода и придавшему ему уверенности: просматривая свои символические записи, он мог видеть связь там, где ее нельзя было услышать. Таким образом, У него появилась возможность воспроизводить некоторые звуки самому.

Например, когда пекарь Роша мнет мешок с майценой – кукурузным крахмалом, получается звук, похожий на хруст снега под ногами. Потрескивание костра напоминает о соломенном венике, который теребят пальцами. Хлопающие крылья ястреба издают тот же шум, что и сапожник, вытряхивающий непросохшую кожу. Крик болотной синицы похож на звук затачиваемой пилы. (Конечно, у палки был и другой конец: чтобы повторить звук затачиваемой пилы, пришлось бы всего лишь заставить петь болотную синицу!) Последовали другие наблюдения. С помощью свирели, которую обычно использовали для настройки клавесина, Клод установил, что сова на тисе всегда ухает в си-бемоль.

Когда Клод изучал звуки, связанные с парообразованием, дела в поместье пошли наперекосяк, настолько плохо, что мальчику пришлось на время забыть о своих акустических изысканиях и вернуться к искусству владения соболиной кистью.

Аббат и Клод собрали все перегонное оборудование – реторты, перегонные кубы, скороварки – в одну лабораторию, чтобы исследовать различного вида всплески, шипения и вспенивания. В результате в группе звуков, связанных с парообразованием, оказалось семьдесят четыре записи, а лаборатория была полностью забита медными и стеклянными сосудами разной формы с кипящими в них жидкостями. К тому же у аббата появилась возможность оценить новый метод производства джина, упомянутый в последнем номере «Известий».

Из-за шума, возникшего в результате исследований – а шум этот был просто оглушительным, – экспериментаторы не услышали предупредительных воплей Кляйнхоффа, который кричал с фруктового дерева (там он оказался, спасая грушу от нападок очередных вредителей). Не услышали они и боевого клича Катрин, хотя она отвлеклась ненадолго от своей болтовни, чтобы предупредить парочку. А так как туман застилал всю комнату, ни Клод, ни аббат не смогли увидеть приближающегося врага.

– Попались?!

Клод от неожиданности уронил на каменный пол стеклянную пробирку.

В клубах пара, среди бурлящих и шипящих склянок стоял разъяренный счетовод.

– Я вас поймал! Что, не успели создать рабочую обстановку и в очередной раз надуть меня?! Я в бешенстве! Вашему жульничеству пришел конец!!!

Счетовод просто кипел от ярости, соперничая со склянками в лаборатории.

– Мы, кажется, договорились, что не станем забывать о доходах! Ты помнишь о кредиторах?

Счетовод был настолько разъярен, что и не думал ничего скрывать от Клода, и тот узнал все печальные подробности финансового положения аббата.

– В моих таблицах уйма несоответствий! Ты же обещал, что мальчик будет расписывать Часы! И где они? Где то, что ты обещал? Ливре, продавец книг из Парижа, вопит от злости, герцог в Милане – тоже!

– А ты вопишь здесь! – вмешался аббат. – И я не потерплю такого в своем доме!

– Да, я тоже зол! И имею на это право! В прошлом году ты потратил вдвое больше, чем положено, – и на что? На какие-то окаменелости и канцелярские принадлежности! У меня тут с собой еще один счет из шерионского магазина: «Две пачки бумаги для писем, три бутылки масла из маковых семян, одна подставка…»